Николас Старгардт - Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

26 марта гарнизон Марбурга отправили навстречу американцам, продвигавшимся по долине Лана из Лимбурга. Как Лиза уже слышала по Би-би-си, Черчилль переправился через Рейн с британскими войсками и шотландские волынщики дали концерт на восточном берегу. На следующий день она заметила, что в местной газете стало существенно больше объявлений с предложением уроков английского языка. Сидя на солнышке и наблюдая за тем, как распускаются первые почки, Лиза увидела «поток техники, автомобилей, велосипедов, солдат и гражданских лиц» на дороге из Гисена. Марбург походил на «взбудораженный пчелиный рой». Тем вечером по Би-би-си передавали, что американцы оставили Гисен за спиной и движутся дальше. Лежа в постели, де Боры слушали нескончаемый рокот немецкого отступления, с уверенностью ожидая прихода американцев на следующий день [1059] Boor, Tagebuchblätter, 237 and 239–240: 22 and 27 Mar. 1945. .

Утром 28 марта Лиза возилась в огороде, когда услышала грохот снарядов. От волнения она даже не подумала прятаться, напротив, побежала наверх посмотреть, не идут ли уже американские танки. Около полудня она наконец заметила их на въезде в город. Схватив звездно-полосатый флаг, привезенный ей много лет назад сестрой из Америки, Лиза поспешила по пустым улицам к Барфюссертор; по дороге к ней присоединился поляк, работавший на торговца углем. Они стали первыми, кто приветствовал длинную колонну техники Красного Креста. К ним, крича что-то по-английски, отовсюду бежали французские военнопленные, интернированные итальянские военные и поляки. Американцы направо и налево раздавали подневольным рабочим немецкие шинели, одеяла и одежду. Вернувшись домой, Лиза обнаружила колонну американских пехотинцев и немецких военнопленных, остановившихся прямо напротив ее дома, и как хозяйка предложила им еду и напитки. В 5 часов пополудни де Боры шли по городу и читали расклеенные на заборах плакаты с новыми правилами, по которым запрещались все нацистские организации, школы и университет объявлялись закрытыми, но – к радости четы – разрешалось проведение богослужений. Они тотчас приступили к оборудованию помещения для собраний их маленькой штайнерианской «христианской общины». Когда в сумерках Лиза де Бор вышла на балкон, тучи развеялись. Над черными лесами на восток от Марбурга повисла огромная красноватая луна. «Это, – записала Лиза в конце того знаменательного дня, – полнолуние, за которым следует Пасхальное воскресенье и Вознесение. Мы знаем, что грядущий период будет трудным, очень трудным. И все же в этот вечер мое сердце радуется» [1060] Ibid., 241: 28 Mar. 1945. .

В тот же день родной город Ирен Гукинг Лаутербах заняли передовые танки американской 3-й армии, а Эрнст остался всего в каких-то 90 километрах к югу вблизи Бад-Киссингена – по ту сторону фронта. 3 апреля он из предосторожности отправил Ирен заранее письмо с поздравлением с днем рождения, которое, как он предполагал, сумеет прорваться в «область иного мировоззрения». Эрнст надеялся, «что ты и маленькие в порядке, в добром здравии и хорошем настроении», и обещал жене: «Я знаю одно, Ирен, вдвоем мы пройдем через все». На следующий день, уже не сомневаясь в ближайшем будущем, где его ожидали плен либо гибель, Эрнст успел черкнуть еще записочку: «Это письмо будет последним. Пожалуйста, пожалуйста, будь храброй. Обо мне услышишь через международный Красный Крест» [1061] Kleindienst (ed.). Sei tausendmal gegrü ß t: Эрнст к Ирен Гукинг, 3 and 4 April 1945. .

Стремительные темпы американского прорыва поражали воображение. 29 марта американские 1-я и 3-я армии соединились между Гисеном и Марбургом. Танки Паттона продолжали рваться в восточном направлении в Тюрингию, тем временем как Ходжес развернулся на северо-восток к Падерборну на соединение с 9-й армией Симпсона, окружавшей Рур с севера. Несмотря на ожесточенное противодействие около Падерборна эсэсовцев на шестидесяти танках, встреча состоялась незамедлительно. В 3:30 ночи 1 апреля американские танкисты пожимали друг другу руки в Липпштадте, замыкая кольцо. Наступило Пасхальное воскресенье [1062] Henke, Die amerikanische Besetzung Deutschlands , 399–400; Gruchmann, Der Zweite Weltkrieg, 436–443. .

В Брауншвейге, Бохуме и Ганновере жители прятали ценные вещи, готовясь к оккупации еще до форсирования Рейна британцами и американцами. Министерство пропаганды осознавало – никто уже не верит, что можно продолжать войну, когда Рур в руках союзников. Хотя производственные мощности находились там и тут, еще больше раскиданные по территории рейха за время войны, без угольных забоев и сталелитейных заводов Верхней Силезии, Саарской области и Рурского бассейна немецкая военная экономика функционировать не могла. По мере того как кольцо американского окружения вокруг Рура сужалось под натиском наступления, 400 000 немецких солдат очутились прижатыми к Рейну с востока. Для прорыва им не хватало артиллерии и бронетехники, а условия существования в городах делались все более отчаянными и безнадежными [1063] Steinert, Hitlers Krieg und die Deutschen, 564–566: доклад в Министерство пропаганды, 21 Mar. 1945. .

Последние дни нацистского правления в стратегически жизненно важном регионе напоминали рушащийся улей – нечто похожее на картины, которые наблюдала Лиза де Бор в Марбурге. Хамм и Дортмунд держались и не сдавались, части гитлерюгенда дрались там до последнего – до тех пор, пока их не задавили массой, а города не сровняли с землей артиллерийскими обстрелами и бомбежками. Бохум, Мюльхайм и Дуйсбург, напротив, капитулировали, поскольку ведущие промышленники объединились с профсоюзниками старых времен и вместе надавили на нацистских бургомистров и военное командование, убеждая тех спасти хоть немногое из еще уцелевшего. В Оберхаузене отступавшие немецкие солдаты предались грабежу, поглощая все попадавшееся под руку спиртное и одновременно предпринимая хаотичные попытки уничтожать любые ценные активы в выполнение приказа Гитлера о «выжженной земле». В других районах Рурского бассейна немецкие шахтеры, инженеры и управленцы тихо сопротивлялись, зачастую сидя под землей и карауля доступ к насосам, чтобы отступавшие не затопили штольни. На шахте Фридриха Великого восемьдесят мужчин вооружились охотничьими ружьями и старыми бельгийскими винтовками, твердо решив не позволить никому выполнить приказ областного начальства об уничтожении их объекта. Эти люди инстинктивно поступали так же, как рабочие металлообрабатывающей промышленности в Киеве в 1941 г., которые прятали станки, несмотря на приказ Сталина Красной армии оставлять за собой противнику только «выжженную землю». В январе 1945 г. шахтеры и сталевары Верхней Силезии оказались среди немногих, кто не пустился в бега с приближением войск Красной Армии; видя «германизацию» их польских коллег в 1939–1940 гг., они предположили, что пригодятся и русским, вне зависимости от национальной принадлежности. Во всех этих разных по характеру ситуациях рабочие и управленцы рассматривали свои навыки и мастерство как наиболее ценное имущество, считая его гарантией безопасности перед лицом неоспоримой военной мощи. Ошиблись только киевляне, столкнувшись с примером бесчеловечного приведения в жизнь расистской идеологии [1064] Steinert, Hitlers Krieg und die Deutschen , 567, and Werner, Bleib übrig , 356–358. .