Джин Ауэл - Долина лошадей

— Это наверняка можно будет устроить. Значит, вы отправитесь вниз по реке. На восток? Вы не станете возвращаться к Зеландонии?

— Я отправлюсь на восток, — сказал Тонолан.

— А ты, Джондалар?

— Не знаю. Я должен подумать о Серенио и Дарво…

Доландо кивнул. Джондалар не скрепил отношения с ней обрядом, но тем не менее ему будет трудно принять решение. У высокого мужчины из племени Зеландонии были причины для того, чтобы отправиться в путь на запад или на восток, и для того, чтобы остаться, и никто не знал, что он выберет.

— Рошарио целый день готовит еду. По-моему, ей просто хочется чем-нибудь заняться, чтобы мысли не так сильно донимали ее, — сказал Доландо. — Ей было бы приятно, если бы вы пришли поесть с нами. Джондалар, она будет рада видеть и Серенио, и Дарво. И у нее стало бы легче на душе, Тонолан, если бы ты поел хоть немного. Она беспокоится за тебя.

Джондалар почувствовал, как нелегко приходится Доландо. Все его мысли занимал лишь Тонолан, и он не подумал о том, что обитатели Пещеры тоже горюют. Джетамио выросла здесь. И Доландо наверняка заботился о ней как о ребенке своего очага. Многие были к ней привязаны. Толи и Маркено приходились ей родственниками, и он заметил, что Серенио стала часто плакать. А Дарво так расстроился, что не хотел с ним разговаривать.

— Я скажу Серенио, — ответил Джондалар. — Дарво наверняка захочет прийти. Возможно, он придет один. Мне хотелось бы поговорить с Серенио.

— Скажи ему, пусть приходит, — проговорил Доландо, а про себя подумал: «Надо, чтобы мальчик остался ночевать у нас, его матери и Джондалару потребуется время, чтобы принять какое-то решение.

Мужчины ушли под навес и ненадолго задержались у огня, пылавшего в главном очаге. Они почти не разговаривали, но им хотелось побыть еще немного вместе. Все они понимали, что в их жизни произошли перемены и больше им уже не доведется постоять вот так рядом друг с другом.

На террасе лежали глубокие вечерние тени, повеяло холодом, хотя еще было видно, как блики солнечного света играют на поверхности воды в реке. Пока они стояли у огня, им ненадолго показалось, что ничего не изменилось, что можно позабыть о происшедшей трагедии. Уже сгустились сумерки, а они все не трогались с места, желая продлить это мгновение. Каждый погрузился в размышления, и, если бы им пришло в голову поделиться мыслями друг с другом, они обнаружили бы, что думают об одном и том же: о событиях, которые привели двух Зеландонии в Пещеру Шарамудои, и о том, доведется ли им свидеться снова.

— Ну что же вы все не идете? — спросила Рошарио, чувствуя, что не может больше ждать. Впрочем, она догадалась, как дорога для них эта возможность провести какое-то время в безмолвном общении друг с другом, и постаралась их не беспокоить. Но тут показались Шамуд и Серенио, прибежал Дарво, игравший неподалеку со сверстниками, другие люди стали собираться у главного очага, и возникшее было ощущение покоя и близости пропало. Рошарио зазвала к себе всех, в том числе и Джондалара с Серенио, но те вскоре ушли.

Они молча отправились к краю террасы, а затем вдоль стены к лежавшему на земле бревну, на котором можно было посидеть в час заката, наблюдая за рекой. Поразительная красота природы привела их в глубокое восхищение. Не говоря ни слова, они наслаждались, созерцая величественную картину, сотканную из разнообразных металлических оттенков. Пока расплавленный шар еще висел над горизонтом, края свинцово-серых облаков слегка серебрились, а затем покрылись сверкающей позолотой, отражавшейся в водах реки. Огненно-красные лучи превратили золото в сияющую медь, а когда они начали угасать, облака окрасились сначала в бронзовый, а затем и в серебристый цвет.

На смену светлому серебру пришел свинец, который темнел все сильнее и сильнее, и тогда Джондалар наконец собрался с духом и повернулся к Серенио. «Она действительно красива, — подумал он. — И жить с ней легко и удобно, она очень заботлива». Он открыл было рот, намереваясь заговорить.

— Пойдем обратно, Джондалар, — опередив его, сказала Серенио.

— Серенио… я… мы с тобой прожили… — запинаясь, проговорил он.

— Тсс, — сказала Серенио, поднеся палец к губам, — давай не будем разговаривать. Пойдем обратно.

В голосе ее прозвучали настойчивые нотки. Встретившись с ней взглядом, Джондалар догадался, что в ней говорит желание. Потянувшись к ней, он взял ее за руку, прикоснулся губами к ее пальцам, а затем поцеловал ее в ладонь. Его теплые губы притронулись к ее запястью. Приподняв рукав, Джондалар поцеловал ее в ложбинку под локтем.

Серенио вздохнула, закрыла глаза и откинула голову назад. Придерживая ее за затылок, Джондалар отыскал губами ямку между ключицами, мочку уха, а потом и приоткрытый рот. Тело Серенио напряглось, она замерла в ожидании. Он принялся целовать ее, долго, не спеша, прикасаясь языком к краям ее нёба, к мягкой впадинке под языком, чувствуя, как она все плотнее прижимается к нему. Дыхание Серенио участилось. Когда они наконец оторвались друг от друга, рука ее скользнула вниз, и она почувствовала, что Джондалар объят желанием, как и она сама.

— Давай вернемся, — сказала она чуть хрипловатым голосом.

— Зачем? Почему бы не остаться здесь? — спросил он.

— Тогда все закончится слишком быстро. Лучше расположиться у огня на меховых шкурах, чтобы не нужно было спешить.

Им отнюдь не наскучило заниматься любовью друг с другом, но в последнее время они стали делать это как бы машинально. Они знали, что нравится каждому из них, и прибегали к испытанным способам, лишь изредка пробуя что-то новое. Он понял, что сегодня она хочет большего, и только обрадовался этому. Придерживая ее голову обеими руками, он стал целовать ее веки, кончик носа, мягкие щеки, легонько подул ей в ухо, потеребил за мочку, и его губы заскользили по ее шее. Внезапно он крепко прижал ее к себе и поцеловал в губы.

— Пожалуй, нам лучше вернуться, Серенио, — сказал он шепотом.

— Как раз об этом я тебе и говорила.

Рука Серенио обвилась вокруг пояса Джондалара. Он обнял ее за плечи, и они пошли рядышком по тропинке, огибая выступ. Впервые за все время он не стал из осторожности пропускать ее вперед и даже не заметил, что движется по краю глубокой пропасти.

Терраса погрузилась в сплошной мрак, сотканный из ночной мглы и теней. Скалистые стены загородили собой луну, и лишь кое-где в промежутках между облаками мерцали звезды. Они задержались куда дольше, чем предполагали. У главного очага уже никого не было, хотя поленья до сих пор горели ярким пламенем. Рошарио и Доландо ушли к себе, у них сидели еще какие-то люди, а поравнявшись с входом в их жилище, они увидели, что Дарво и Тонолан играют, подбрасывая вырезанные из кости фигурки.