Александр Бушков - Тайны Сибири. Земля холодов и необъяснимых загадок

Случай второй, уже в других местах. В тайге стояла одинокая фанза, корейская избушка, – на берегу небольшого мелкого озера, где даже выдре было тесновато. Рыба, конечно, имелась, а вот никаких животных не водилось отроду. Однажды к Арсеньеву прибежали насмерть перепуганные обитатели фанзы. По их словам, ночью в озере неведомо откуда объявилось большое чудище и ревело так, что фанза тряслась…

Отправившись к озеру, никакого чудища Арсеньев там не обнаружил, однако остался в убеждении: что-то такое и в самом деле было. Корейцы не из тех, кто склонен устраивать розыгрыши, в таежной глухомани розыгрышами не балуются, да и перепуганы они были непритворно…

Революция Арсеньеву, в отличие от многих, не причинила ни невзгод, ни неприятностей. До самой смерти его не трогали, и он еще долго продолжал таежные походы.

Когда он умер, близко его знавшие и часто общавшиеся вспоминали: однажды Арсеньев проговорился, что в своих книгах упомянул только о двух странных случаях. Были и другие, о которых он не написал ни строчки. Видимо, опасался, что ему не поверят и он прослывет сочинителем «охотничьих баек». Наподобие канадца X. Тьюкмана, в 1899 году опубликовавшего в журнале «МакКлюрс мэгэзин» большой рассказ о том, как в 1891 году застрелил последнего на Аляске мамонта.

Вот только с доказательствами обстояло плоховато, точнее говоря, их не было вообще. Тьюкман повествовал, что вывез с Аляски шкуру мамонта, кости и кое-какие внутренние органы – и передал все это в Смитсоновский институт для изучения. Изложено все это было так убедительно, что читатели толпами повалили в музей и ничего не увидели. Позже Тьюкман добавлял: таксидермисты (специалисты по набивке чучел) из Смитсоновского музея, потрудившись на славу, сделали чучело мамонта («ну как живой!») и поместили в одном из залов.

Однако любопытные, снова бросившиеся в музей, никакого чучела там не обнаружили. Ну а Тьюкман, урвав некоторую толику известности и денег, как-то незаметно исчез с горизонта…

Что это были за другие странные случаи, свидетелем которых пришлось стать Арсеньеву, мы, конечно, никогда уже не узнаем. Достоверно известно одно: к сочинению баек наподобие тьюкмановской он никогда не был склонен – серьезный исследователь, к тому же бывший офицер Российской императорской армии, вдобавок, есть основания полагать, еще и разведчик. Географическая разведка, если можно так выразиться. Очень уж часто его маршруты проходили в непосредственной близости от маньчжурской границы – и на протяжении своих долгих странствий он продолжал числиться на службе. В XIX и начале XX столетия подобных офицеров (или штатских путешественников с «двойным дном») самых разных национальностей в разных уголках света странствовало превеликое множество, и это считалось делом самым обыденным.

Одним словом, серьезный был человек, баек не сочинял…

Едва только русские появились пусть пока не в Сибири, на Северном Урале, очень быстро возникли упрямо державшиеся слухи и рассказы о существовании у местных племен какого-то золотого идола, известного как Золотая Баба. Сами по себе такие верования не представляют собой ничего удивительного: в древности у множества народов, обитавших в самых разных широтах, главным объектом поклонения служила Великая Богиня, Великая Матерь, в разные времена под разными именами известная от Атлантики и чуть ли не до Тихого океана. Однако на сей раз рассказчики приводили конкретные подробности: идол – золотой. Ну а золото всегда действовало на людей известным образом…

Первым из русских на след Золотой Бабы напал первый епископ Пермский святой Стефан (1345–1396). Тот, что в свое время крестил коми. Нужно уточнить, что охотился он за Золотой Бабой не из корыстолюбия, а истово боролся с язычеством и в первую очередь с языческими святилищами. Остались сведения, что пермская Золотая Баба была, собственно, и не золотой, а каменной, лишь выложена золотыми плитками. Описывали ее как старуху, рядом с которой стоят два ее внука. Ей приносили в жертву лучших оленей, а рядом стояли две огромные чаши, куда долгие годы складывали дары – в основном изделия из золота и серебра. Стефан порушил немало языческих кумирен, старательно искал Золотую Бабу, но так до самой своей смерти и не нашел. Предполагали, что коми-пермяки, приняв крещение, все же не собирались отказываться от прежних верований и укрыли свою святыню где-то в глуши, продолжая ей тайком приносить жертвы (как случалось не с одним народом, в том числе и с русским, столетия спустя после Крещения Руси сохранявшим языческие обряды).

При Василии III, отце Ивана Грозного, сведения о золотом кумире попали в Европу. В середине XVI века уже не раз появлявшийся на страницах этой книги Сигизмунд Герберштейн издал «Записки о Московии». Сам он его, конечно, не видел, да и к его существованию относился довольно скептически, но, как это за Герберштейном водилось, описал все подробно.

«Золотая Баба, то есть Золотая Старуха, – это идол, стоящий при устье Оби в области Обдора, на том берегу. По берегам Оби и по соседним рекам расположено повсюду много крепостей, правители которых, как говорят, подчинены государю московскому. Рассказывают, а, выражаясь вернее, баснословят, будто идол Золотой Старухи – это статуя в виде старухи, держащей на коленях сына, и там уже снова виден еще ребенок, про которого говорят, что это ее внук. Более того, будто бы она поставила там некие инструменты, издающие постоянный звук вроде труб. Если это и так, то я полагаю, что это происходит от сильного и постоянно дующего на эти инструменты ветра».

Авторитет Герберштейна в тогдашнем ученом мире был высок, и на некоторых европейских картах Урала и Сибири появилось в устье Оби изображение женщины с надписью Zlata Baba.

Пришедшие в Сибирь казаки Ермака отнеслись к золотой статуе с большим интересом, начали ее старательно искать и собирать о ней сведения. Однако не нашли. Хотя допетровская Ремезовская летопись сообщает даже, что Богдан Брязга, один из атаманов Ермака, посланный «воевать немирных остяков», видел ее собственными глазами при штурме им Самарского острога (у места, где Иртыш впадает в Обь).

«И оттуда пошел на Обь и видел много пустого места, а жилья мало; и остановился на Белогорье, потому там у них святилище большое богини древней: нагая с сыном на стуле сидючи приемлет дары от своих, и дают ей долю от всякого промысла, а ежели кто по обету не даст, она мучит и томит, а кто принесет жалеючи к ней (то есть не от чистого сердца. – А. Б .), тот перед нею мертвым падет. Когда же прошел слух о приезде Богдана, велела спрятатися и всем бежати, и многое собрание кумирское спрятано и до сего дня».