Виктор Калитвянский - Легенда о кимрском сапожнике [litres самиздат]

СЕМЕНОВ. Первый раз слышу.

БАРЫНЯ ( Пустынину ). А ты, Григорий Онисимыч?

ПУСТЫНИН. Говорил я дочке, чтоб оставила она эту блажь…

БАРЫНЯ. Знать, не оставила… Ты погляди, отец Андрей, времена какие настали… Девка не стыдится себя невестой называть да за парня глотку драть…

ОТЕЦ АНДРЕЙ. Глафира Петровна, благодетельница вы наша… Не всё, что кажется на первый взгляд, таким и является…

БАРЫНЯ. Жениха себе сама сыскала? Ну что же, бери… Я согласная. Нарожаешь мне еще дворовых людей… Я тут ему Дашку пристраивала, а он у нас, пострел, везде успел…

Дашка закрывает лицо руками и убегает.

ПУСТЫНИН. Извиняйте, Глафира Петровна, она еще дитё малое… (Пытается увести Татьяну.)

БАРЫНЯ. Дитё… Сама себе жениха пришла выкупать… А, батюшка!.. Какие у нас в Кимре девки-то растут…

ТАТЬЯНА (бросаясь на колени). Христом-богом прошу, барыня, Глафира Петровна!.. Пустите Мишу на волю, явите божескую милость… Батюшка мой денег даст, а не хватит денег, так Миша отработает, он же мастер великий, его сам царь-государь похвалил… ( Плачет. )

Пауза. Отец Андрей гладит Татьяну по голове.

Пустынин и отец Андрей уводят Татьяну.

БАРЫНЯ ( садясь, глубоко вздыхая ). Что скажешь, Федор Иваныч?

СЕМЕНОВ. Я так скажу, Глафира Петровна, что все это глупости и не надобно на них вашего внимания.

БАРЫНЯ. Так он из-за девки сбежал-то? Так, выходит?

СЕМЕНОВ. Выходит, так…

БАРЫНЯ. Губа у Мишки не дура. Дашку не хочет, купецкую дочку, вольную, ему подавай…

СЕМЕНОВ. Я ему толковал, чтобы бросил он эту мечту да жил бы у нас припеваючи… А он – хочу на волю… Дурак!

БАРЫНЯ. Выходит, не такой уж дурак…

СЕМЕНОВ. Да нам-то зачем?.. То есть, вам-то зачем? Пусть при нас проживает, да нам пользу наживает…

БАРЫНЯ. А ты, выходит, мзду с него сапогами брал…

СЕМЕНОВ. Да какая мзда, Глафира Петровна!.. Обычный наш оборот. Я вам все бумаги покажу.

БАРЫНЯ. Покажешь, само собой… Так, говоришь, не пускать Мишку на волю?

СЕМЕНОВ. Ни в коем разе. Зачем? Пусть нам… то есть, вам… наживает. Перебесится, девку ему найдем другую.

БАРЫНЯ. А ну, подойди…

СЕМЕНОВ. Что?

БАРЫНЯ. Я говорю, подь сюда… (Семенов подходит.) Помнишь, как я замуж выходила?

СЕМЕНОВ. Замуж? Вы? Помню…

БАРЫНЯ. Помнишь, как вы с батюшкой моим сидели тут вот да рядили… Чтоб меня за Алешку кашинского не отдавать… Помнишь?

СЕМЕНОВ. Я? Глафира Петровна…

Входит отец Андрей.

БАРЫНЯ. А ведь я все слышала… Как вы с батюшкой вот здесь вот, на этом месте, шептались… Наклонись! (Семенов наклоняется ниже. Барыня хватает его за ухо.) Своими ушами слыхала, как ты покойного мужа нахваливал, а Алешку, сокола моего, ругал последними словами… Помнишь!

СЕМЕНОВ. Глафира Петровна… Я же токмо для того, чтобы вашему батюшке понравилось… Бог видит…

БАРЫНЯ. Бог? ( Выхватывает из сапога Семенова нагайку, отталкивает его и принимается беспорядочно хлестать его куда придется. Семенов отступает, падает.) Бога ты вспомнил, сукин ты сын, негодяй! ( Хлещет Семенова нагайкой. )

ОТЕЦ АНДРЕЙ ( бросаясь к Барыне. ) Глафира Петровна, негоже так… (Отводит барыню.)

БАРЫНЯ. Божьи заповеди, говоришь… А куда ж он смотрел, бог-то? Я однажды встретила Алешку своего, в Москве… Он с женой шел… Увидала его, а сердце так и занялось… (Плачет.)

ОТЕЦ АНДРЕЙ. На все воля божья.

Пауза. Семенов поднимается на ноги, стоит в сторонке, уйти не решается.

БАРЫНЯ. А с Мишкой-то, выходит, воля-то будет не божья, а моя?

ОТЕЦ АНДРЕЙ. И на вашу волю, Глафира Петровна, божья воля…

БАРЫНЯ. Ишь ты, ловок, не поймаешь… (Пауза.) А скажи мне, батюшка, что за девка эта, пустынинская дочка?

ОТЕЦ АНДРЕЙ. Хорошая девка. Себя блюдет, отцу помогает.

БАРЫНЯ. А что же Пустынин ей жениха-то хорошего, по плечу, не сыскал?

ОТЕЦ АНДРЕЙ. Вроде и сыскал, в Твери, да что-то не связывается…

БАРЫНЯ. Девка не хочет.

ОТЕЦ АНДРЕЙ. Не хочет.

БАРЫНЯ. Она Мишку хочет.

ОТЕЦ АНДРЕЙ. Его.

БАРЫНЯ. А тот Пустынина от царского гнева спас…

ОТЕЦ АНДРЕЙ. Спас, Глафира Петровна.

БАРЫНЯ. И теперича Мишка на волю хочет?

ОТЕЦ АНДРЕЙ. По совести сказать, кто ж не хочет-то – на волю?..

Пауза.

БАРЫНЯ. Так говоришь, на все воля божья?

ОТЕЦ АНДРЕЙ. На все, Глафира Петровна.

БАРЫНЯ. Так моя воля-то: хочу пущу, хочу нет…

ОТЕЦ АНДРЕЙ. Ваша, Глафира Петровна… Токмо воля ваша, как и сердце ваше, в руце божьей…

Пауза.

БАРЫНЯ. На волю хочет… И девку эту хочет… ( Задумывается. ) Ну что же, пусть идёт… Да только надо крепко все образмыслить. Да расчислить… Слышишь, Федор Иваныч, что говорю?

СЕМЕНОВ. Слышу, Глафира Петровна…

БАРЫНЯ. Сколько он мог бы вперед годков на двадцать добра понаделать… Сапог да башмаков. Все надобно расчислить да итог вывесть… Сдюжит – пусть идёт… А нет – так и суда нет. Понял ли?

СЕМЕНОВ. Понял, матушка, понял…

БАРЫНЯ. Ступай! И ты, батюшка, иди-ка домой… Одна хочу побыть.

Семенов и отец Андрей уходят. Барыня сидит, опустив голову.

РАССКАЗЧИК. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается… Хоть решилась барыня Глафира Петровна Мише волю дать, а шли день за днем, месяц за месяцем – а как-то все откладывалось главное, последнее слово. Так и тянулось, пока однажды не пришла Танюшка Пустынина на исповедь. Выслушав Таню, батюшка всполошился и со всех ног бросился к барыне. И говорил с нею и даже позволил себе голос возвысить. И все повторял, что негоже девку позорить… Глафира Петровна сначала опешила, а потом принялась в свою очередь кричать на батюшку последними словами. Ушел отец Андрей, а на другой день поехал на дубненское устье. Возвратился он в Кимру вместе с капитаном Леонтьевым. И тот капитан имел разговор с Глафирой Петровной. О чем они толковали, никто не ведает. Дашка вся извелась, всё пыталась подслушать, но так ничего и не разобрала. А на третий день барыня велела Семенову выправить вольную… Так что скоро и свадьбу сыграли.

Рассказчик оборачивается скоморохом.

ПЕРВЫЙ СКОМОРОХ. Гости и гостейки,

на лавке, на скамейке!

Приказали нам кланяться вам!

Ехали мы лесом, стоит мужик с мясом,

Ехали мы мимо куста, стоит мужик с суслом —

И те приказали Вашей милости кланяться.

Ехали мы мимо омёта – стоят тут два Федота,

Ехали мы мимо забора – стоят два Егора —

И те приказали Вашей милости кланяться».

ВТОРОЙ СКОМОРОХ.У Михаила у Архангела

Два голубя венчалися.

Сизенький да беленький.

Сизенький – Михайлушка,

Беленький – Танюшенька.

Выводят Татьяну, поют.

Не пора ль тебе, Танюшенька,

С терема долой?

Ай, люли, ай, люли, с терема долой.