Рина Оре - Гибель Лодэтского Дьявола. Первый том

Расставив руки для объятия, Оливи направился к своему отцу и рыдавшей Маргарите, а за его спиной поднялся со скамьи Нинно.

– Сестренка, ну не плачь, – погладил Оливи Маргариту по плечу, какое та одернула. – Ну же, полно… Повернись ко мне… Я тебя прошу…

Тут и его похлопали по плечу. Ничего не подозревавший, довольный собой Оливи повернул голову назад и получил удар такой силы, что сразу рухнул без сознания, а его серая шляпа слетела, стукнулась об стену и закатилась под стол. Нинно же отряхнул руки и молча вышел из трактира. Через пару мгновений Ульви устремилась за ним, громко крича, что он позабыл кольцо. Дядя Жоль не знал, что делать и кому помогать. Когда Оливи положили на скамью, то толстяк, набрав в рот воды, с фырканьем опрыскал ею лицо сына, пытаясь привести того в чувство. Синоли в это время обмахивал своего двэна краем льняной скатерти. На лбу Оливи краснела отметина от мощного кулака, вспухавшая шишкой.

– Думаю, нам пора, – сказала Марлена своей сестре по брату. – Сейчас мы здесь лишние.

Услышав это, Беати подошла к Маргарите и крепко-крепко обняла ее, давая понять всю глубину своей жалости.

________________

До Первых ворот Маргарита и Марлена шагали молча. Сложенный квадратный зонт, что несла на плече сестра Иама, походил на поникшее лазурное знамя. Девушка-ангел выглядела раздосадованной и, удивительно, но Марлена даже сердилась, словно это она, Маргарита, была во всем виновата. Когда ров остался позади, и девушки свернули на грунтовую дорогу, Маргарита не выдержала тягостного молчания.

– Марлена, чего не так? – спросила она. – Думаешь, это я виноватая?

– Твоя заслуга в случившемся весьма большая, – строго ответила Марлена. – В честном труде нет ничего постыдного, но ты хотела казаться выше, чем ты есть. Если бы ты пошла в лавандовом платье… и не стала бы беззастенчиво лгать дяде о ратуше и об остальном, то слова нашего сужэна не смогли бы обидеть тебя, – ты бы не заплакала, а тот влюбленный в тебя человек никого бы не избил. Так что, получается: ты виновата больше всех!

– Я не лгала дяде, просто с мушку придумала… Чего этакого? Ведь мы же моглись быться в зале с твоим мужем и градначальником… И на обед тоже попали бы, кабы, конечно, у меня имелось достойное торжества платье…

– Нет! Не моглись быться! Я могла пойти туда, но без тебя… А я решила, что тебе нужна поддержка! И так как я не хотела, чтобы ты чувствовала себя одиноко, мы вместе стояли на солнцепеке и затем вместе ушли в замок!

– Прости меня, – только и смогла ответить Маргарита, утирая слезу. – Я не думала, что так виноватая…

– Я не сержусь, – оттаяла Марлена и обняла ее. – Но я недовольна: ты такая же, как Иам, – делаешь что-то, не думая головой… За любым действием есть последствие – радостное или грустное, сладкое или горькое, – и про это нам напоминает ритуал приобщения… – вздохнула девушка-ангел. – Хотелось бы мне, чтобы на этом всё закончилось. Дорогая, ты теперь замужем и должна вести себя так, чтобы мужчины из-за тебя не дрались.

– Но как? Я ведь вела себя верно… Я ничего такого не делывала, ни с кем не плясала… Не пила вин… Отказалась от кольца, каковое Нинно мне уже раньше́е задаривал, хотя мне очень хотелось взять его назад… – опустила глаза к земле Маргарита. – Затем что оно красивое… и сделано для меня ко дню нарожденья… и прочих украшениёв у меня нет вовсе… И всё равно я во всем виноватая! Я просто не понимаю, зачем мне всегда так не везет?! Я даже чуть-чуть слукавить не могусь, даже чтобы дядю спокоить!

– Глупенькая, – снова обняла ее Марлена и, утирая ей слезы, погладила по щеке. – Какая же ты еще глупенькая. Тебе надо встретиться с братом Амадеем – он всё объяснит лучше меня… Я с ним поговорю. Уверена, он сможет найти время…

________________

Ульви не вернулась к семи часам ночи – к закрытию ворот Доли. Не объявилась она и в первый день Марсалия – празднества, посвященного воинскому мастерству. Ранее в Марсалий на Главной площади Элладанна проходил ежегодный турнир для арбалетчиков. Его победитель, кроме марципанового пирога и денежной награды в пять альдрианов, получал цепочку, похожую на рыцарский орден, с подвеской в виде позолоченного арбалета. В первый год, сорокового цикла лет, турнир власти не устраивали, а город никак не славил лишний день, подаренный людям планетой Марс.

Маргарита волновалась за подругу – ее воображение рисовало жуткие картины: например, что на Ульви, как на дочку костореза, напал тот же самый проходимец из трактира Мамаши Агны, или она, возвращаясь в темноте, оступилась, упала с холма и сломала шею. Несса Моллак, когда узнала о пропаже своей работницы, разъярилась и заявила, что теперь уж точно прогонит Ульви, если не «окончает ее жалкую жизню», – так Маргарита стала подозревать хозяйку хлебной кухни в убийстве.

Ульви нашлась во второй день Марсалия, в предвечернем четвертом часу. Несса Моллак, войдя в хлебную кухню, равнодушно сообщила Маргарите, что подруга ожидает ее за воротами Доли.

«Пропавшая» уже переоделась в свое старое платье-мешок и убрала все волосы вместе с челкой под чепчик. Несмотря на то, что она покидала замок навсегда, несчастной Ульви не казалась.

– А я замуш еще вчёру подшла! – бросилась она Маргарите на шею. – За Нинно! А он за Первыми ворота́ми, и у меня нету временей. А лавандо́вое платьё я свесила в спляшне. А свой гребешок тябе задариваю. Ну давай, ставайся! – расцеловала она потрясенную подругу в обе щеки.

– Как за Нинно? – схватила Маргарита Ульви за руку и увидела на ней кольцо с ирисами.

– А вот так вота! Я из трактиру за ним аж до его дому бёгла, а он всё топал и топал. Посля мы болтали. А посля… Ну ты знашь, я с им как с мушем. А поутру я плакала, и он меня до храму ихней гилядии сводил, сгово́рил свенчать нас в празднство, засим что мы уж с им… ну ночиею и так мушом да жаною сталися. А вот и дар сваде́бный – колешко! Сярябро, а не чё попало! Мой счастливишный мяталл. А красившное, правда?

– Очень… – только и ответила Маргарита.

– А ирисы значают, что он, кузнец, полюбвил, – продолжала тараторить счастливая Ульви. – Сказывал мне: «Ковывал себе мечов, а в сердцу распустилася любвовь, эка́к цвяток!» Для невёсты дар сготовил – для меня! А с твоим сужаном вродя всё славное. А жалуваться никуды он не стался – и слава Богу! Да и Нинно теперя ему родный – двен по жане двену! Ой, а я же теперя ему сужаною сталася! А тябе сёстрою! По брату жаны брата! Радая? Я – дюже ужасть прям, – торопливо обняла Ульви безмолвную Маргариту. – А Синоли и Беати с нашим дядей Жолем теперя жителяют. А вот авродя бы и всё. Ходи в гостя. А мы тябе завсегды радые! Ты – наша семёя!

И Ульви понеслась прочь, быстро удаляясь по дороге вокруг парка. Маргарита в одиночестве вернулась в Долю. В хлебной кухне шумели работницы, начиняя ягодным желе пирожные. Пятилетний мальчик Петтаны тихо играл в углу с юлой. Марили сплетничала с Хадебурой, и порой эти две особы поворачивались к посудомойке. Ее же мучила необъяснимая боль, словно из нее вырвали что-то, без чего нельзя жить. Больше всего Маргарите хотелось уткнуться лицом в подушку, дать волю слезам, а затем затихнуть в горе и долго не вставать с постели. Возможно, никогда уже не вставать. Но у нее не было даже подушки. Она безучастно начищала латунный поднос, зная, что скоро ей принесут тарелки.