Юрий Штаб - Закат Пятого Солнца

Эрнан Кортес извинился, постарался самыми учтивыми словами загладить впечатление от своей тирады и поспешил откланяться. Монтесума не стал задерживать гостей, но сам остался, сказав, что ему нужно умилостивить богов после такого оскорбления. Хмурый Кортес шагал вниз по ступеням и думал о том, сколько еще индейцев сейчас расстанутся с жизнью, умасливая кровожадных демонов, которым служат ацтеки.

Уэй-тлатоани Монтесума Шокойоцин повернулся к главному жрецу бога Уицилопочтли.

– Чужеземцы грубы и невежественны, как я и предполагал. Нам нужно провести церемонию, чтобы боги на нас не разгневались.

Главный жрец почтительно поклонился и сделал знак своим помощникам, которые поспешно повели наверх людей, предназначенных в жертву. Сам он стоял, сжимая в руке угольно-черный блестящий обсидиановый нож, и истово молился. Солнце нетерпеливо опаляло его кожу, вызывая выделение пота, и тут же слизывало выступившую на теле влагу с тем, чтобы как можно скорее добыть себе еще порцию. Воистину, его ненасытность была божественна. Божественно велика. Но разве по́том напоишь бога? Смешно даже представить такое!

И вот прозвучал торжественный рев раковин, а к небу устремились бесценные благовония из душистой смолы. Первый мужчина, выкрашенный синей краской, распростерся на алтаре, удерживаемый за руки и ноги младшими жрецами. Он с ужасом глядел на главного жреца, крепко стиснув зубы и стараясь унять дрожь, что сотрясала его тело. Жрец с размаха всадил нож в грудь жертве и через несколько секунд поднял над головой окровавленное сердце, замерев в немом восторге от того, что он удостоился чести лично потчевать бога солнца. Потом, отдав сердце другому служителю, он повелел уложить на алтарь следующего человека. Потом еще одного, затем еще. Работать пришлось долго…

Главный жрец поднял голову. Казалось, довольное солнце стало светить еще ярче. Жертва угодна богам! Обжигающе-белый круг висел высоко в небе, острыми, раскаленными лучами царапая голую кожу жадно и неистово, как яростный ягуар. Ацтек передернул плечами, радуясь и одновременно немного робея от такой свирепой ласки светила. Оно словно благодарило его, верховного жреца, за то, что он с честью выполняет свою нелегкую миссию. Кто бы мог долго смотреть в лицо богу? Это никому было не под силу.

Безмолвно укоряя его за дерзость, солнце особенно сильно резануло по глазам, и жрец отвел взор. Под опущенными веками резво плясали солнечные зайчики – миниатюрные копии великого светила, частички кровавого пламени, озаряющего мир, подарок богов. Теперь солнце, умилостивленное щедрым подношением, вволю напившись горячей крови, набралось сил и сможет продолжить свое неутомимое странствие по небу.

Это была последняя жертва на сегодня. Спускаясь с пирамиды, жрец беззвучно молился, благодаря богов за то, что те столь благосклонны к своим земным чадам. Сколь велик труд и сколь непереносимы были тяготы, испытанные небожителями, когда они создавали весь мир и потом, много позже, людей. Человечество перед ними в неоплатном долгу. Да есть ли мера, позволяющая выразить то, сколь благодарны жители земли своим создателям! Сколько крови не пролей, а долг будет неизмеримо больше. Сколь же великодушны верховные владыки, если довольствуются такой малостью! И как, в конце концов, щедра и благосклонна к нему судьба, позволившая стать главным жрецом великого Уицилопочтли и своими руками творить эту вечную, бесконечную, ежедневную благодарность во славу богов.

Запах крови, давно въевшийся, казалось, в саму кожу, пьянил. Кружил голову не столько сам по себе, сколько как напоминание о том, что он, жрец, человек особенно угодный и близкий к повелителям вселенной. Разве такое ощущение не наполнит помимо воли гордостью даже самого скромного служителя?! Но пора было подумать и о вещах более приземленных. Для того чтобы поить богов кровью и подносить им постоянно новые сердца, нужны были люди для жертвоприношений.

О, каким восторгом полнился разум главного жреца, когда он с вершины пирамиды наблюдал за бесконечно длинной вереницей мужчин и женщин, спешащих отправиться к богам! Была ли в этом мире участь завиднее? Где он, тот краткий миг, когда душа, освобожденная точным ударом ножа, устремляется ввысь? Иногда жрецу казалось, что он чувствовал ее – стремительную, неразличимую обычным глазом тень, подобно танцующей бабочке радостно спешащей навстречу богам. Так отлетала душа. После этого он с немым сожалением смотрел на тело – что являет собой оно после того, как рукой жреца жизнь исторгнута? Отныне это просто падаль, неспособная даже осознать своего счастья. Как в этот миг он завидовал участи жертв!

Когда же придет его время предстать перед владыками мира? Увы, он пока не мог переложить свой нелегкий труд на чьи-либо плечи. Сумеет ли его приемник вершить земные дела столь же ответственно? Будет ли так прилежно кормить богов? Любовь их безгранична, но и гнев может быть столь же губителен и всеобъемлющ. Главный жрец давно понял, что любое начинание нужно доводить до конца лично, если желаешь, чтобы оно было действительно успешным. Следовало запастись терпением. Ничего, рано или поздно его время придет. Тогда он, сбросив оковы плоти, ринется в небо и испытает бесконечный восторг, представ перед богами!

Однако он снова отвлекся! Нужно было подумать о том, где взять людей для большого праздника. Времени оставалось совсем немного. Конечно, в городе и окрестностях хватает набожных жителей, которые почтут за честь лечь на жертвенный камень. Но разве сердец и крови бывает достаточно? Следует поторопить воинов, пускай поскорее ведут пленников, захваченных в соседней провинции. Чем больше людей, тем больше радость богов. Сегодняшний день был удачным, пускай каждый последующий будет не хуже!

В голове жреца засела лишь одна тревожная мысль, омрачавшая его настроение. Зачем пришли в столицу эти дерзкие чужеземцы, не чтящие небожителей?! Что собирается делать с ними уэй-тлатоани? Если Монтесума согласится уложить их на алтарь, то вот тогда в милости богов уж точно не придется сомневаться. Они будут в восторге от такой жертвы! И ацтеки продолжат править этим миром, прославляя Уицилопочтли и даруя ему пищу.

Эрнан Кортес, вернувшись в лагерь, приказал Хуану Веласкесу де Леону увеличить количество стражников, берегущих покой испанцев. В голове засела мысль о том, что неосторожные слова, брошенные на вершине пирамиды, могут вызвать конфликт с ацтеками. Нужно быть готовым к худшему.

А буквально на следующий день пришли дурные вести с побережья. После того, как Кортес двинулся вглубь империи, на берегу миролюбие постепенно начало таять. Местные племена, вдохновленные примером тотонаков из Семпоалы, спешили заручиться дружбой испанского Веракруса и уйти из-под власти Монтесумы. Хуан де Эскаланте, оставленный командовать в крепости, радостно принимал все новых послов и союзников, что не могло понравиться наместникам императора.