Юрий Штаб - Закат Пятого Солнца

Обучение давалось Гонсалесу с трудом. Любое не слишком длинное новое слово вело себя покладисто, когда он его учил, но стоило отвлечься буквально на пять минут, как буквы в памяти начинали прыгать и меняться местами. Голова, забитая обрывками чужих разговоров, бесконечным нагромождением звуков и ударений, гудела как колокол. Из этой каши невозможно было выделить хоть одно недавно выученное слово. Фернану иногда казалось, что он такими темпами скорее забудет испанский язык, чем выучит индейский.

Чика иногда не могла удержаться от смеха. Слушая потуги Гонсалеса овладеть ее речью, она поначалу мужественно боролась с весельем, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимое выражение лица. Но и ее терпению рано или поздно приходил конец и девушка разражалась хохотом. Титанические усилия, которые испанец прикладывал, и полное отсутствие результата зачастую приводили его в бешенство. Видя, что Фернан выходит из себя, она начинала его поддразнивать. Чика потешно хмурилась, закусывала нижнюю губу, ожесточенно терла подбородок и медленно, по буквам произносила те же слова, над которыми бился он сам. Потом вскакивала и начинала ожесточенно бегать из угла в угол, стуча кулаком одной руки по ладони другой, грозно выкрикивая при этом испанские ругательства, полностью пародируя поведение Фернана. Глядя на эти сцены, он и сам не мог удержаться от смеха. Раздражение его рассеивалось, он сноровисто ловил за талию пробегавшую мимо девушку и привлекал к себе.

– Что и говорить, к языкам у тебя большая способность, – говорил он. – Ругаться по-испански ты научилась буквально моментально.

Она, разумеется, не понимала ни слова из того что он говорил, но по интонации догадывалась, что ярость его улеглась, и все это благодаря ее шутке. Чика с гордостью улыбалась, поблескивала на Фернана темными глазами и прижималась щекой к его груди.

Гонсалес быстро понял, чего ему не хватает для ускорения обучения. Ему нужна была возможность записать все услышанное. Когда эти непослушные слова окажутся в плену, заключенные в несокрушимую темницу сохнущих на бумаге чернил, то уж тогда они больше не позволят себе переставлять буквы по своему усмотрению. Вот тогда-то он окажется настоящим хозяином положения! Но как объяснить индейцам, что ему нужны перья, краски, кисточки и бумага?!

Фернан вышел в коридор и позвал Себастьяна. Заходить без спросу в его комнату он не решался, понимая, что тот вполне может быть всецело занят общением со своей наложницей. На этот раз Себастьян отозвался сразу же:

– Заходи!

Фернан отодвинул матерчатый полог и шагнул внутрь. Долорес, призванная скрашивать одиночество его товарищу, обеспокоенно смотрела на вошедшего. Назвал ее так сам Себастьян, будучи не в силах запомнить и произнести настоящее имя девушки. Долорес относилась к Фернану насторожено, хотя он и не понимал, почему. Гонсалес, не обращая внимания на замершую в углу девушку, уселся на кровать рядом со своим товарищем и спросил:

– Как думаешь, дикари снабдят нас бумагой?

– Разумеется, – рассеянно ответил Себастьян. – Сам видишь, они предоставляют нам все самое ценное. Дворец, пища, украшения, роскошные одежды, прекрасные девушки. И я в очередной раз задаюсь вопросом – чем нам придется за все это платить?

– Ты все еще ждешь от них подвоха? – с легким раздражением спросил Фернан.

Сам Гонсалес, сказать по правде, настолько свыкся с почитанием местных жителей, что почти и не вспоминал о том, что они, по сути, пленники. Молодой и богатый аристократ, он вел здесь столь же праздную жизнь, как и в родной Севилье. Прислуга обеспечивала его всем необходимым для комфортной жизни, и он понапрасну не ломал голову. Рано или поздно нужно будет отсюда сбежать. Но пока что можно наслаждаться роскошью и почтением окружающих.

– Фернан, я не вчера родился на свет, – с усмешкой ответил Себастьян. – Мы ничего не получаем даром. Так в турецких притонах доверчивых людей приобщают к курению гашиша. Первые несколько раз угощают бесплатно. Дурачки верят, что это дармовое угощение. Но постепенно втягиваются и уже не мыслят себя без этой дряни. Готовы что угодно сделать, только бы вновь надышаться дымом. Хоть деньги отдавать, хоть на убийство пойти. За все приходится платить.

– Ладно, думаю, ворох бумаги не слишком увеличит наш и без того немаленький долг перед дикарями.

– Хочешь записать удивительную историю наших путешествий?

– Может быть, когда-нибудь и до этого очередь дойдет, но сейчас у нас дела поважнее есть. Мы куда быстрее изучим язык, если сумеем записать их слова на бумаге.

– Я об этом уже думал, – со вздохом признался Себастьян. – Даже пытался жестами объяснить слугам, что мне нужно, но, то ли они такие бестолковые, то ли уж я не слишком доходчиво показывал.

– Давай действовать проще, – предложил Фернан. – Идем в мастерскую!

Испанцы отправились на фабрику, где индейцы делали бумагу. Мастера охотно поделились с ними своей продукцией. После этого они пошли на базар. Вскоре конкистадоры вернулись домой, неся, как величайшую драгоценность, ключ к пониманию местных жителей – бумагу и краску. Когда они указали торговцу, что им нужна лишь черная краска, он посмотрел на них чуть ли не с жалостью, как на умалишенных. Какой же смысл в одном черном цвете? Ведь письмена должны петь на все голоса! Выражать разные чувства, подчеркивать оттенками то, что невозможно высказать просто изображением! И купец щедро выделил им целый десяток баночек всех возможных цветов. Предложенные ему в обмен бобы какао принимать отказался наотрез. Такой подарок стоил немалых денег. Испанцы уже устали удивляться щедрости местных жителей по отношению к двум чужакам.

Возможность писать казалась Фернану настоящим подарком судьбы. Он разложил рулон на столе и задумался. Что же ему делать дальше? Как передать эти звуки, способные свести любого христианина с ума, привычной для него письменностью? Начать с того, что он любое индейское слово произносил неправильно. Как же безошибочно перенести его на бумагу? Да просто невозможно написать эти щелкающие, шипящие, клокочущие, будто кипящая вода, звуки знакомыми ему буквами – в испанском языке зачастую таких звуков попросту не было.

Фернан начал с давно выученных слов: приветствий и некоторых простых названий. Он писал их в столбик, а рядом выводил перевод на испанский язык. С этим проблем не возникало. Гонсалес знал, что он в любой момент сумеет их прочесть, но стоило ему взяться за новые слова, которые он услышал буквально сегодня от своей маленькой красавицы, как трудности появились сразу же. Пытаясь передать какой-нибудь сложный, незнакомый звук, для которого буквы не было, он применял сочетание нескольких букв, но очень быстро понял, что в разных словах он передает один и тот же звук разными сочетаниями.