Юрий Штаб - Закат Пятого Солнца

Гонсалес отложил лист бумаги и задумался. На Себастьяна надежды у него было мало. Тот, разумеется, тоже умел читать и писать, но себя Фернан справедливо полагал куда более образованным. Если уж он с трудом справляется, то что ждать от товарища. Все же он отправился в соседнюю комнату. Себастьян сидел и учился плести сеть.

– Ты только подумай, эти индейцы, даром что дикари, сети плетут такие, что можно быка поймать, – встретил он Фернана. – Немного не так делают, как у нас заведено. Вот, сижу, пытаюсь научиться. Один из местных показал мне, как они ставят ловушки на мелкого зверя. Нужно будет потренироваться. Когда снова отправимся блуждать по этим лесам, то такое умение нам еще ох как пригодится.

– А я думал, ты сейчас тоже над письменностью бьешься, – с укором ответил Фернан.

– Ай! – разочарованно махнул рукой Риос. – Я и бился до тех пор, пока не почувствовал, что схожу с ума. Звуки индейской речи на бумагу не так и просто перенести. Вот решил пока за сеть взяться. Чуть позже опять вернусь к письму.

Объединив усилия, они добрый час бились над тем, чтобы выработать единую систему, позволяющую правильно писать индейские слова. Под конец оба настолько запутались, что решили отложить это дело до следующего раза. Переключились на остальные, не менее насущные проблемы.

Себастьян обладал куда более практичным умом, чем его молодой товарищ. Он постоянно перенимал у местных жителей разные мелкие хитрости и уловки, позволяющие выжить в лесу. Как понять, что фрукт созрел, соком какого растения можно отогнать надоедливую мошкару. Какие змеи и пауки опасны, а какие нет. Какие лианы достаточно прочны, чтобы при необходимости использовать их как веревку. Бесконечная вереница знаний, которыми он постепенно обучал еще и Фернана.

Вечером Гонсалес снова сидел и бился над письменами. Упорство давало свои результаты. Все удлинялись столбики слов, запечатленных на бумаге. Они пополняли словарный запас испанца, приближая его к пониманию индейцев.

Чика с любопытством смотрела на буквы, которые выводил Фернан. Она, не скрывая скепсиса, перебирала исписанные листы, неодобрительно качая головой. Потом посмотрела на испанца чуть ли не с жалостью и молча протянула руку. Фернан, сообразив, чего она хочет, отдал ей кисточку. Девушка тут же с энтузиазмом принялась за работу. Трудилась она долго. Фернан успел заскучать. Он несколько раз порывался посмотреть на результат ее художеств, но Чика в притворном гневе махала на него узкой ладошкой, отгоняя и не давая посмотреть на рисунок. Она, от старательности высунув кончик языка, долго выводила какие-то линии, очаровательно морщила лобик, что-то бормотала под нос, критически осматривала свое творение. Одним цветом дело не ограничилось. Индианка хватала то одну, то другую кисточку и использовала самые разные краски.

Видя, что работе далеко до финала, Фернан вздохнул и принялся негромко повторять заученные слова индейского языка. Чика, казалось бы, с головой ушла в свою деятельность, но, тем не менее, иногда прыскала, слыша неуклюжие попытки испанца говорить на ее языке.

Приблизительно через полчаса она оторвала взор от своего листа бумаги и с торжеством посмотрела на Фернана. Он понял, что пришло время оценить ее труд, и подошел к столу. Индианка нарисовала целую картину. Довольно устрашающую, следовало признать. Огромная птица, немыслимо когтистая и взъерошенная, расправив широкие крылья, опускалась на землю, где замерла в ужасе человеческая фигурка, закрыв голову руками. Понять страх нарисованного человечка было совсем нетрудно – орел, или кто это был, превосходил размером взрослого мужчину минимум вдвое. Ко всему прочему, в распахнутом клюве торчали огромные кривые клыки, закрашенные темно-красной краской. Таким же багрянцем пылали и когти чудо-птицы. Видимо, до того, как попасть на этот рисунок, она уже успела кого-то загрызть. На голове у нее топорщился хохолок, многообразием красок не уступающий пышным султанам местных вождей. Пушистый хвост с малиновой кисточкой на конце почему-то был задран трубой, ну прямо как у кошки.

Рисунок оказался действительно очень красочным. Чика явно обладала художественным талантом. Ей удалось отлично передать стремительное, резкое движение мощных лап, готовых сомкнуться на теле жертвы, максимальное напряжение мышц орла, нацелившегося на добычу, отчаяние и безысходность миниатюрного человечка. Это был момент высшего триумфа хищника, тот миг, ради которого он и жил. Рядом виднелась обычная тростниковая хижина. Небольшая и довольно простецкая – ей девушка уделила куда меньше внимания, чем живым персонажам своего творения. Она здесь находилась скорее просто как элемент пейзажа. Птица вряд ли поместилась бы в эту хижину.

Чика была своим творением несказанно горда. Стоило лишь посмотреть на ее сияющее личико, чтобы в этом убедиться. Она ослепительно улыбнулась и лукаво посмотрела в глаза Фернану. Он перевел взгляд на исписанные его крупным почерком листы, которые выглядели далеко не так великолепно, как эта чудовищная сцена охоты. Гонсалес сообразил, что Чика так и не поняла, что нарисованные испанцем закорючки – это письменность. Она в них видела только рисунки и справедливо полагала свой шедевр куда более выдающимся, а посему искренне ожидала похвалы.

Фернан вздохнул и послушно сказал по-индейски:

– Красиво!

Это было чуть ли не первое слово, которому его научила Чика. Ей далеко не сразу удалось объяснить ему значение такого отвлеченного понятия, но упорство вознаградилось сторицей. Теперь она готова была по сто раз на день слышать о том, что она красивая, ее лицо красивое, ее глаза красивые, ее губы красивые и, конечно же, ее рисунок тоже красивый.

Чика расплылась в довольной улыбке от услышанного комплимента, усадила Фернана на кровать и сама уселась ему на колени, обвив руками шею.

– Господи, надеюсь, что эта тварь всего лишь результат богатой фантазии моей красавицы, а вовсе не реально существующий хищник, – пробормотал Гонсалес. – Не хватало еще, чтобы подобное чудовище напало на нас с Себастьяном, когда мы все-таки сумеем сбежать от индейцев. Этот орел размерами не уступает хорошему коню.

Чика непонимающе взглянула на испанца. Тот лишь покачал головой и улыбнулся, показывая, что не сказал ничего важного. Рисунок танцовщицы с этого дня лежал на самом видном месте в центре большого стола, где и полагалось находиться бесспорному шедевру.

Фехтованию конкистадоры по-прежнему уделяли много времени, не допуская никаких зрителей. Слушая из соседней комнаты частый перестук деревянных мечей, Чика сгорала от любопытства. Она уже поняла, что ее белолицый любовник – великий воин. Ну и что из того, что его сумели пленить вообще без боя?! Наверняка, это простая случайность! Почему он так скрывает свое мастерство? Однажды она шагнула к кровати, взяла в руки меч, и подошла к Фернану, протягивая ему оружие. Гонсалес выдернул клинок из ножен и вопросительно посмотрел на нее. Чика устроила целую пантомиму, пытаясь объяснить, что она хочет увидеть, как нужно обращаться с мечом.