Марк Рабинович - Чудотворцы

Натанэль удивленно взглянул на него. Неужели тот знал, что в оплетку рукояти меча вплетена прядь волос Шуламит? Но думать об этом было некогда – ряды селевкидов начали перестраиваться. Центр замешкался, оба крыла выдвинулись вперед, как бы охватывая отряд Иуды и из-за них вынеслась конница в попытке замкнуть кольцо.

– Братья – крикнул Иуда – За нашей спиной наш Храм, а перед нами враги. Посмотрите вверх – на нас смотрят ангелы господни. Так пусть же им не будет за нас стыдно.

Многие воины действительно посмотрели в небо.

– Слушайте меня и следуйте за мной. Бей! – вскричал он и понесся вперед.

Сегодня с ним не было его братьев, но он снова стал острием клина, Натанэль старался не отставать, однако Сефи вырвался вперед и казалось, что он пытается заслонить друга, а может так оно и было. Иуда не направил свое маленькое войско на центральную фалангу. Вместо этого они ударили по правому крылу сирийцев. Дальнейшее запомнилось Натанэлю смутно…

Он помнил хищный посвист дротиков, а может быть это были стрелы или камни пращников. Смутно запомнился надвигающийся на него частокол копий, впрочем нет, это бежали они сами на выставленные неподвижно стоящими гоплитами копья. Иуда первым ворвался в строй врагов, за ним Сефи крутящий над головой свою секиру. Оказывается, щит за спиной так мешает, а ведь он совсем забыл про него и перехватил на левую руку, но при этом споткнулся о неподвижно лежащее тело с дротиком в шее и несколько ратников опередили его. Потом и он ворвался в месиво схватки и перестал думать. Запомнилось темная жилка на горле гоплита, по которой он саданул своим мечом и что-то гадко забулькало, но не было ни времени ни желания на это смотреть. Еще он запомнил противный дребезг в руках, когда его меч сталкивался с металлом и еще более омерзительный, чвакающий звук металла проникающего в плоть. Запомнились два крика:

– Они поддаются! Бей! Бей! – это кричал Иуда где-то совсем недалеко.

И усталый, хриплый крик одного из ратников:

– Они сзади! Сзади тоже!

Все это было неважно, потому что его такой новый, такой острый меч, который он сам наточил в Ершалаиме, вдруг завяз в чем-то вязком и не хотел возвращаться в руку. Ах, как подвел его этот меч, но ничего, нашлось копье, такое удобное и не такое уж тяжелое. Но вот и копье ему никак не удается вытащить из пельтаста, который почему-то повис на этом копье всем телом. И тут на него навалилось еще чье-то тяжелое тело. Он хотел уже отбросить мешавшего ему человека с кровавым обрубком вместо левой руки, мечом судорожно зажатым в правой и головой, бессильно поникшей на правое плечо, но тут он узнал и это плечо, и эту голову, и этот меч, и хотел закричать, но его опередили:

– Убили! Иуду убили!

Теперь они уже никуда не шли и не бежали, а стояли, образовав плотный круг. Их осталось около сотни, большинство были ранены и едва держались на ногах. Вокруг них ощетинилось копьями и нацелилось стрелами сплошное кольцо врагов. Левую руку саднило и ныло вывихнутое плечо, но он не хотел ничего рассматривать, лишь заметил что его линоторакс был заляпан кровью. Своей или вражеской? Сейчас это не имело значения. Вот и все, подумал он, бедная Шуламит. Надо было закрыть глаза и не видеть того, что должно было произойти через несколько мгновений, но тяжелые веки не слушались его. В первые ряды сирийцев протолкался тяжеловооруженный пеший воин в богато украшенных доспехах. Он снял такой же как у Натанэля фракийский шлем с золотой насечкой и оказался светло-рыжим.

– Знакомьтесь, иудеи – сказал он, поблескивая глазами – Я – Вакхид!

– Проваливай к своему Аиду, Вакхид! – прохрипел Сефи.

Сейчас он помогал Натанэлю поддерживать тело Иуды в вертикальном положении и казалось, что вождь иудеев еще не окончил битву. Вакхид усмехнулся:

– Похоже, что эту битву я выиграл! Ваш Маккаба мертв.

– Он жив – устало сказал Натанэль, не совсем понимая, что он сейчас говорит – Здесь лишь его тело. Заканчивай уже с нами, не тяни.

– Надеюсь, что ты ошибаешся, иудей – сказал сириец, и Натанэлю почудилось сомнение в его голосе – А вот вы мне не нужны. Сегодня я уничтожил главную опасность моей державе и на радостях готов оказать вам милость. Мы уважаем отвагу и поэтому вы свободны. Можете уйти с оружием и забрать тело своего вождя.

– В Месалофе ты не был таким великодушным! – сказал Натанэль, еще не веря что останется жив.

– Меня считают жестоким и это правда – Вакхид смотрел Натанэлю прямо в глаза – Да, я жесток! Но только, когда это необходимо.

– Мы вернемся – предупредил его Сефи – Мы не отступим никогда!

– Я знаю – Вакхид почему-то закрыл глаза, наверное что-то представив – Буду рад снова видеть тебя напротив. Но сегодня тебе нет дороги домой. Уходите за Иордан и лучше не возвращайтесь никогда. В следующий раз я не буду таким великодушным.

– Тебе и не придется – тихо проворчал Сефи, поддерживая Натанэля.

Вакхид взмахнул рукой и стена сирийцев раздвинулась, открывая иудеям проход. Они шли медленно, поддерживая раненых и держа наготове мечи и копья. Четверо несли Иуду, забрав его тело у Сефи и Натанэля. Только тут он заметил, что сжимает в руке бронзовый меч Маккабы…

И снова Натанэль был в Модиине, но ему не дали повидаться с Шуламит, потому что маккавеи собрались на совет, пригласив Натанэля и Сефи. Болели раны, к счастью – поверхностные и болела душа, раненная много глубже. Дикла, как всегда, сидела в углу и смотрела в одну точку, как будто Иуда все еще был с ними. Было похоже, что три брата приняли ее в семью, хотя, как обычно, слов сказано не было.

– Иуду мы похоронили близ Модиина в тайном месте – рассказывал Йоханан – Теперь его могила рядом с могилой отца.

– Когда наступит время, мы воздвигнем там гробницу – добавил Симон – А вот у Аварана нет могилы… Придется ставить кенотаф.

– Натанэль пусть возьмет себе клинок Иуды – продолжил Йонатан.

– Почему я? – испуганно прошептал Натанэль.

– Ты был рядом с ним в его последние минуты, так пусть у тебя будет храниться память о нем.

– А ты? А Симон? Вы же его братья!

– И поэтому нам не требуется воспоминаний. На этом все! Я не хочу больше споров! Ты возьмешь его себе, а потом, когда сочтешь нужным, передашь тому, кто будет достоин.

Натанэль осторожно принял оружие, покосился на округлившийся живот Диклы и понял, кому он передаст реликвию, когда придет время…

Шуламит он увидел поздно вечером, увидел ее округлившийся, как у Диклы, живот, увидел любимые глаза цвета мокрого песка, увидел в них отблеск непонятно откуда взявшейся луны, которой и быть не могло в начале месяца, и рана в душе начала затягиваться…

На следующий день маккавеи собрали жителей Модиина на рыночной площади, где четыре года назад стоял растерянный, недоумевающий самнит, Публий Коминий Аврунк. Сейчас на том самом помосте, на котором старый Маттитьяху зарезал двоих, стояли трое маккавеев, хиллиарх Сефи бен Мордехай и инженер Натанэль Аврунк.