Анджей Иконников-Галицкий - Сожженные революцией

Только к вечеру депутатам удалось собраться в Таврическом дворце. Едва набралось две трети состава; многих не хотели пропускать матросы и красногвардейцы. Правительство – Ленин и компания – нарочно опаздывало. Наконец, пришли; Свердлов (председатель ВЦИКа) зачитал с трибуны «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» и потребовал утвердить советскую власть. Правые эсеры и меньшевики, составлявшие в зале большинство, засвистели, зашикали. Свердлов ушёл, ушли народные комиссары, а за ними – депутаты-большевики и левые эсеры. Заседание продолжалось странным образом. Кворума не было; по залу разгуливали, сидели в проходах, лузгали семечки, курили и матерились революционные солдаты и матросы. Правые эсеры во главе с Черновым принимали закон за законом, прекрасно понимая, что исполнять их не будет никто. В пятом часу ночи начальник так называемой охраны матрос-анархист Анатолий Железняков, рослый и прекрасный (запомним этого человека, с ним мы ближе познакомимся в Круге шестом), поднявшись на трибуну, прервал председателя.

Использован текст стенограммы ночного заседания Учредительного собрания [155] Всероссийское Учредительное собрание. Документы и материалы. М.; Л., 1930. С. 110–111. . 6 января, приблизительно 4 часа 40 минут утра.

Председатель (читает) . …Право собственности на землю в пределах Российской республики отныне и навсегда отменяется…

В это время на трибуну поднимается гражданин матрос.

Гражданин матрос. Я получил инструкцию, чтобы довести до вашего сведения, чтобы все присутствующие покинули зал заседания, потому – караул устал.

Голоса. Нам не нужно караула.

Председатель. Какую инструкцию? От кого?

Гражданин матрос. Я являюсь начальником охраны Таврического дворца, имею инструкцию от комиссара.

Председатель. Все члены Учредительного собрания также очень устали, но никакая усталость не может прервать оглашения того земельного закона, которого ждёт Россия.

Страшный шум.

Крики. Довольно, довольно!

Председатель. Учредительное собрание может разойтись лишь в том случае, если будет употреблена сила!

Шум.

Голоса. Долой Чернова!

Начальник охраны (шум, не слышно) . Я прошу покинуть зал заседания.

Председатель. Внесено следующее предложение: закончить заседание данного собрания принятием без прений прочитанной части основного закона о земле… Завтра заседание назначено в пять часов вечера…

Заседание, назначенное на пять вечера, не состоялось. Утром 6 января матросы разгоняли пытавшихся проникнуть во дворец депутатов прикладами.

Этим же утром Народный комиссариат юстиции выдал ордера на перевод Шингарёва и Кокошкина из крепости в Мариинскую больницу. Комиссару I Городского района Михайлову было поручено обеспечить конвой; он перепоручил это дело какому-то Куликову, начальнику отряда бомбометальщиков. Куликов выбрал пятерых солдат, старшим назначил красногвардейца С. И. Басова. Впоследствии Басов утверждал, что при этом Куликов советовал ему с заключёнными не церемониться, «а просто сбросить их в Неву». Басов поначалу недопонял; арестанты были доставлены в больницу и размещены в двух соседних палатах под охраной. Басов вернулся, доложил; Куликов обругал его, непонятливого, и послал за матросами.

К вечеру погода резко изменилась, запахло оттепелью. Около десяти часов вечера полтора десятка матросов вместе с тем же Басовым вошли в больницу, поднялись на третий этаж, двинулись по коридору, провожаемые взглядами посеревших от страха сестёр милосердия. Сначала ворвались в палату Шингарёва. Тот сидел на кровати и, по-видимому, молился. Матрос Оскар Крейс схватил его за горло, повалил на кровать. Шингарёв успел крикнуть: «Что вы, братцы, делаете?» – но «братцы» несколькими выстрелами и штыковыми ударами заставили его умолкнуть. Потом пошли к Кокошкину. Он, как значится в материалах дела, «спал» (видимо, притворялся спящим; трудно предположить мирный сон под грохот выстрелов из-за стенки). Тот же Крейс прижал его к кровати, а матрос Яков Матвеев прикончил выстрелами в рот и в сердце. Отметим на будущее тот факт, что Крейс и Матвеев состояли в так называемом отряде Железнякова. Что это за публика – увидим в Круге шестом.

Засим матросы и Басов покинули больницу, не забыв прихватить кожаную куртку Шингарёва.

Из рассказа Александры Ивановны Шингарёвой, сестры Андрея Ивановича:

«Растерявшиеся сиделки от страха не знали, что делать. Проснувшиеся больные подняли тревогу. Кто-то побежал вниз, сказал швейцару. Пришёл дежурный врач. Кокошкин был мёртв. Андрей Иванович ещё жил, был в сознании; просил не делать перевязки, впрыснуть морфий и говорил: “Дети! Несчастные дети!” Пульса почти не было. Часа через полтора он умер, уже без сознания. Ночью все телефоны в больнице не действовали, и известить никого о происшедшем из больницы не могли. Только утром, около 9 часов, дали знать на квартиру Паниной» [156] Как это было. Дневник А. И. Шингарёва. Петропавловская крепость. 27.11.1917 г. – 05.01.1918 г. М., 1918. URL: http://ibyu. narod.ru/DV.pdf. .

Из дневника Зинаиды Гиппиус. 7 января 1918 года:

«Убили. В ночь на сегодня. Шингарёва и Кокошкина. В Мариинской больнице. Красногвардейцы. Кажется, те самые, которые их вчера из крепости в больницу и перевозили. Какие-то скрылись, какие-то остались… <���…>

Шингарёв был убит не наповал, два часа ещё мучился, изуродованный, Кокошкину стреляли в рот, у него выбиты зубы. Обоих застигли сидящими в постелях. Электричество в ту ночь в больнице не горело. Всё произошло при ручной лампочке» [157] Гиппиус З . Петербургские дневники 1914–1919. N.-Y.; М., 1990. URL: http://az.lib.ru/g/gippius_z_n/text_0080.shtml. .

Из «Несвоевременных мыслей» Горького:

«Есть что-то невыразимо гнусное в этом убийстве больных людей, измученных тюрьмою. Пусть они понимали благо родины более узко, чем это понимают другие, но никто не посмеет сказать, что они не работали для народа, не страдали за него. Это были честные русские люди, а честных людей накоплено нами немного. И вот их убили, убили гнусно и “просто”» [158] Горький М . Несвоевременные мысли // Новая Жизнь. № 15 (229). 21 января (3 февраля) 1918 г. URL: http://az.lib.ru/g/ gorxkij_m/text_1918_nesvoevremennye_mysli.shtml. .

Переполох в городе поднялся большой. Похороны убитых кадеты превратили в демонстрацию. По приказу Ленина была сформирована следственная комиссия в составе секретаря Совета Народных Комиссаров Бонч-Бруевича, народного комиссара юстиции Штейнберга и народного комиссара по морским делам Дыбенко. Политическое лицо тройки понятно: ленинец, левый эсер-максималист и анархистствующий большевик. Состав определил результаты. Басова, Куликова и ещё шестерых участников самосуда, правда, арестовали и отправили в Петропавловку, чуть ли не в те же камеры, где несколькими днями раньше дрожали от холода и сырости их жертвы. Непосредственные же убийцы, Крейс и Матвеев, по версии официальных бумаг, «разысканы не были». Они, конечно же, нигде не скрывались, просто «братки»-матросы отказались выдать своих, а комиссию вместе с Лениным послали матерно. Впрочем, народные комиссары не очень-то и настаивали. Обстоятельства убийства вполне выяснились из показаний арестованных и свидетелей. Ленин объявил следственной комиссии благодарность и распустил её.