Анджей Иконников-Галицкий - Сожженные революцией

Никакие революции не имеют власти над погодой. В 20-х числах марта бурного 1918 года над Москвой светило радостное весеннее солнце, равно изливающее свои лучи на правых и виноватых, на убийц и мирных обывателей, на белых и красных. Было умеренно морозно, слежавшиеся сугробы ещё толком не начинали таять, но уже покрылись чёрной корочкой – предзнаменованием скорого тепла. Москва, ещё не побитая разрухой, не изнурённая голодом, выглядела оживлённой, особенно по контрасту с вымороженным, заплёванным, пустеющим Петроградом. Только что в Москву переехало Советское правительство, а за ним – эшелоны и сонмы всякого рода персонажей, для прежней Москвы нехарактерных: матросов в расклёшенных штанах, комиссаров в кожанках, офицеров с погонами и без погон, разнопартийных агитаторов в чёрных пальто или в полувоенных шинелях… Большевики, анархисты, эсеры правые и левые, недобитые кадеты, буржуи, пролетарии, солдаты, интеллигенты… Вся эта публика перетекала по улицам и переулкам, вихрилась на перекрёстках, сталкивалась и разбегалась. То и дело происходили шумные и небезопасные вспышки улично-революционной активности. Тут замитингуют матросы, там конспиративно, но у всех на виду сойдутся офицеры из савинковского «Союза защиты Родины и Свободы», а вот за углом гремят выстрелы: анархисты экспроприируют очередной буржуйский особняк.

Светлым днём 26 марта на Лубянской площади раздался редкий ещё тогда для Москвы звук: рык автомобильных моторов, скрип тормозов. В клубах весенней пыли перед помпезным зданием конторы торгового общества «Кавказ и Меркурий» замерли два покарябанных авто, грузовое и легковое. Из них вышли люди необыкновенного вида: кто в бушлате, кто в шинели, кто в кепке, кто в бескозырке; один в кожаной куртке, ещё один в чёрном долгополом пальто. Группа странных личностей – человек пять – решительно двинулась к дверям, и через пару секунд на них с испугом воззрились служащие «Кавказа и Меркурия». Личности с ног до головы были увешаны оружием: гранаты на поясах, пулемётные ленты через плечо, в руках – револьверы. Возглавляли банду двое: высокий седеющий красавец с огненным взором и щуплый кривоногий субъект в кожанке.

– Мы – анархисты! – крикнул субъект. – Руки вверх! Всем сидеть и стоять смирно! Идёт экспроприация!

– Ни с места, буржуйское отродье! Молитесь Богу! Или лучше кайтесь, ибо ваш бог – мамона! – возгласил красавец поставленным театральным голосом.

И потряс в воздухе чистеньким – как бутафорским, с иголочки – чёрным маузером.

В Москве уже успели привыкнуть к анархистским экспроприациям, которые совершались в последние месяцы чуть ли не ежедневно. Служащие общества покорно задрали запятнанные чернилами руки; управляющий уже был готов отмыкать кассы. Общество в ближайшее время подлежало национализации, и лежащие в сейфах ценности уже никому не принадлежали, кроме этого странного, сумасшедшего большевистского государства. Однако, вопреки ожиданиям перепуганных служащих, вооруженные личности ринулись не к бронированным сейфам и несгораемым кассам, а, размахивая воронёными стволами, побежали во двор. Там стояло несколько подвод, гружённых небольшими холщовыми мешками. Двое анархистов с револьверами остались караулить клерков, а остальные вывели подводы на улицу, быстро перекидали мешки в грузовик. Кривоногий напоследок бросил управляющему какой-то клочок бумаги, и через несколько минут вся компания скрылась в солнечном тумане вместе с добычей.