Дмитрий Харламов - Сказание о верном друге. Тайна седого тугая

Пулат решил не принимать вызова. Из-за чего, собственно, они враждуют?

— Слушай, чего ты Радьку изводишь?

— А чего, похудел, что ли? Пусть не задается.

— Ты на ручку прилепила такое зеленое, едучее?

— Ага! — Нюська заразительно захохотала. — Это сок чихун-травы. Нюхали, да? Ничего, насморка не будет. Знаешь, ее бараны стороной обходят, не едят.

Столько задорного смеха было в ее рыжих веселых глазах, что Пулат тоже улыбнулся.

Потом мальчик заглянул в лодчонку:

— А сети где?

— Тю-ю, в воде, где же им быть! Загоняй лодку в камыши, искупнемся и пойдем сети проверять.

— Так рыбу распугаем.

— Не распугаем.

Купание было отличное. Вода чистая, ласковая, не то что в реке, пополам с илом и песком.

Улов и в самом деле оказался богатым. Столько живой рыбы Пулат не видел еще никогда. Дно лодчонки быстро заполнилось сазанами, судачками, красноперками и подлещиками. Попались два соменка и усач.

— Как из затона-то выберемся? Там течение здоровое.

— Выберемся. Я вперед пойду на большой лодке, а ты на моей. А ты сильный, — неожиданно добавила она, — только плохо с лодкой управляешься. Ничего, научишься.

— Я на большой поплыву, — возразил Пулат.

— Как хочешь. А лучше давай посчитаемся. — И зачастила скороговоркой:

Пулат снисходительно улыбнулся: девчонкам бы только считаться да в классики прыгать! Но все же согласился пересесть в Нюсину лодку, тем более что там весь улов.

С кормы Нюся ловко направляла суденышко: то подгребала веслом, то отталкивалась им. Нос лодки послушно следовал изгибам берега.

Пулат тоже благополучно миновал коварный мыс, хотя был момент, когда он с трудом пересилил стремнину.

За мысом течение ослабело, и метр за метром они продвигались к цели.

Только лодки уткнулись носами в песок Птичьего острова, как из-за кустов выскочил Радька.

— Ага, попалась, змея!

Нюся мгновенно приготовилась к бою.

— Драться хочешь, репей несчастный?

— Не тронь ее, Радька, я с ней уже поговорил.

— О чем с ней говорить!

Неизвестно, чем кончилась бы эта встреча, если бы не появился Серафим Александрович.

— Ну, как улов, рыбаки?.. О, молодцы! Радий, готовься к отплытию, — обратился он к Радику, как бы не замечая его петушиного вида.

Тот нехотя направился к лодке.

— Радька, редька, редиска, — негромко сказала ему вслед неугомонная Нюська.

Река работала днем и ночью.

Коренастые буксирные катера тянули вниз по течению широкие тяжелые баржи, груженные цементом и щебнем, лесом и оборудованием для строящейся большой гидроэлектростанции — Чардаринской ГЭС, а вверх — порожние, за новыми грузами.

Задолго до появления каравана по тугаям разносится натужный стук мотора.

Издали кажется, караван еле движется, потому что маленькому катеру не по силам такая тяжесть. Но вот суда приближаются, и ребята с удивлением видят, как громоздкая баржа послушно следует за своим миниатюрным поводырем, хотя и цепляется на поворотах бортами о высокий берег.

Трудная работа у капитана на Сырдарье. Здесь мало знать фарватер — нужно здесь родиться, чтобы чувствовать эту коварную реку. Вчера еще груженый караван прошел широкой протокой мимо какого-нибудь безымянного острова, облюбованного горластой колонией черноголовых крачек, а сегодня… гляди, капитан, в оба: появилась подозрительная рябь. Опытный глаз определит: это обозначился меляк. Надо идти узкой протокой, хотя и трудно одолеть бешеную скорость воды.

Нелегко ходить по Дарье: бакенщики не успевают обозначать изменения в фарватере, особенно в большую воду, когда дожди и таяние ледников в горах в несколько раз увеличивают количество воды в реке.

Но день и ночь работает река, несет грузы к Чардаре, снабжает строительство электростанции. Не спят речники: нужно успеть за стройкой, не нарушить ее напряженного ритма, доставить грузы в срок.

Недалек тот день, когда мощная плотина ГЭС намертво перекроет путь бурной желтой воде Сырдарьи, остановит ее вольный бег. И тогда закружится она, хлынет на берега, станет синеть, очищаясь от ила, и широко разливаться по ложу, приготовленному ей человеком.

И образуется прозрачное рукотворное море.

Дикая река, веками пугавшая людей своим коварством и своенравием, послушно станет вращать машины гидроэлектростанции, напоит сотни тысяч гектаров безводных и потому безжизненных земель, превратит их в плодородные сады и виноградники, в зеленые поля хлопчатника.

Пришло время, когда человек одолевает стихию, становится умным и заботливым другом природы.

Первые дни пребывания на острове ребята выбегали смотреть на проходящие мимо караваны и махали руками в ответ на приветственные гудки катеров. Потом привыкли и уже не мчались на каменистый бугор, откуда раньше всего можно было увидеть приближающиеся суда. Научились издали, по звуку различать, большой или малый катер ведет караван.

Солнце потеряло уже свою палящую силу и клонилось к ослепительно блещущей воде, когда Радик услыхал далекий шум мотора.

— Малый идет, — авторитетно заявил он.

— А может, и большой, еще плохо слышно, — усомнился Пулат.

— Буду спорить на что хочешь — малый. Я его уже давно слышу, а ты еще и ухом не шевельнул.

— Задавака и хвастун, — усмехнулся Серафим Александрович, не поднимая взгляда от поплавков.

Примчалась Нюся. На голове у нее красовалась капитанская фуражка, настоящая, с крабом.

— Баюмок [28] Баюмок — в просторечии буксирный малый катер, БМК. идет, и на нем батя с дядей Михаилом!

Радик задохнулся от зависти. Если ему сейчас чего и не хватает, так это капитанской фуражки.

— Эх, мне бы такую! — вздохнул он.

— Она большая, ты в ней утонешь, — сказал Пулат.

— Ничего, — пошутил Радик, — я по берегу ходил бы.

Серафим Александрович, кряхтя, поднялся на затекшие от неудобного сидения ноги, и весь гарнизон отправился на каменистый бугор, откуда лучше всего просматривалось главное русло реки.

Из-за прибрежной зелени показался высокий нос катера, и капитан дал протяжный гудок, а Серафим Александрович поднял над головой руки, соединенные в рукопожатии.

На корме второй баржи стояли Михаил Никитич и дядя Степан, Нюськин отец.