Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

П. П. Щербатов

Желая увеличить доходность участка, новый владелец выстроил двухэтажный каменный флигель на Мойке с девятью торговыми лавками и стал сдавать его в аренду. Сдавал он и некоторые покои в собственном особняке на Миллионной. В 1810-х годах здесь проживал французский художник Шарль-Бенуа Митуар, известный в первую очередь как портретист, удостоенный в 1813 году от петербургской Академии художеств звания академика.

А. В. Щербатова

Летом 1818 года Митуар вместе с женой намеревался временно отбыть на родину, о чем обязан был по закону троекратно оповестить через газету всех заинтересованных лиц (прежде всего, разумеется, возможных заимодавцев), указав при этом свой адрес. И вот в № 58 «Санкт-Петербургских ведомостей», в рубрике «Отъезжающие», появилось объявление: «Шарль-Бенуа Митуар, живописец и член С.-Петербургской Академии художеств из Парижа, с женою Аннетою Митуар; живет в большой Миллионной, в доме Щербатова, под № 31».

В связи с этим хотелось бы высказать кое-какие замечания об авторстве двух пар портретов князя и княгини Щербатовых, находящихся ныне в Третьяковской галерее и в Русском музее. До недавних пор они, хотя и не без некоторых сомнений, приписывались О. А. Кипренскому. Бесспорной считалась лишь их датировка – не позднее 1815 года. Однако последнее технико-технологическое исследование доказало, что портреты написаны художником с достаточно выразительным индивидуальным почерком, не имеющим ничего общего с манерой Кипренского раннего периода его творчества. В настоящее время эти работы признаны произведениями неизвестного мастера первой четверти XIX века.

Рискну выдвинуть предположение, что им вполне мог быть Ш.-Б. Митуар. Стиль исполнения других портретов его кисти, например княгини Н. П. Голицыной или архитектора К. И. Росси, не противоречит этой гипотезе. Трудно поверить, что, имея под рукой художника, пользовавшегося большим успехом, князь вдруг пожелал бы обратиться к другому. Возможно даже, живописец-француз, да еще парижанин, проживал у Щербатовых в качестве приглашенного гостя безвозмездно или расплачивался с ними плодами своего труда.

После смерти старого князя и его вдовы, скончавшейся в 1841 году, их единственная дочь Наталья Павловна, бывшая замужем за графом А. Н. Зубовым, решила расстаться с отчим домом, продав его некой Рубцовой. Сменив еще нескольких владельцев, в 1857 году бывший участок Балков – Нарышкиных – Щербатовых приобретается под служебный корпус для новостроящегося дворца великого князя Михаила Николаевича, возводимого по проекту А. И. Штакеншнейдера. Он же в последующие два года перестроил в необарочном стиле дом № 6 по Миллионной и надстроил флигель, выходящий на Мойку (дом № 5). В бывшем барском особняке разместили дворцовую прислугу, и в своем прежнем качестве он перестал существовать.

Лица домов столь же разнообразны, как лица людей. Мы появляемся на свет со слабо выраженными индивидуальными признаками, которые проявляются лишь с годами. То же бывает и с домами: построенные в 1730-х или в 1800-х годах по установленным образцам, со временем они перестраивались, претерпевая изменения, отражавшие черты личности их владельцев, и являясь в какой-то мере зеркалами их душ.

Дом № 9 по Миллионной улице. Современное фото

В собрании Русского музея хранится рисунок М. И. Махаева, относящийся к середине XVIII столетия, где изображена Миллионная (Немецкая) улица. Он интересен как с исторической, так и с архитектурной точек зрения. Справа на первом плане виден дом (№ 9), о котором и пойдет речь. В теперешнем своем состоянии он никак не украшает улицу: голый, несуразный фасад с двумя металлическими балконами (как будто два дома поставлены один на другой!) несравним с прежним, первоначальным обликом здания.

М. Махаев. Вид Немецкой улицы от Главной аптеки к Зимнему дворцу. 1751 г.

Построил его в 1720-х годах Б. Растрелли в качестве служебного корпуса к дворцу князя Д. К. Кантемира. Впрочем, типовые особенности аннинского барокко были приданы домам на Миллионной уже после опустошительных пожаров 1736-го и 1737 годов, чем и объясняется их удивительное стилистическое единство. Трудно даже вычленить среди них тот, что интересует нас – двухэтажный, в семь окон, на высоких погребах, – он весьма похож на соседние палаты князя Долгорукого и вдовы придворного кухмистера Фельтена.

Служебный корпус дворца князя Д. К. Кантемира. Чертеж из коллекции Берхгольца. 1740-е гг.

Герцогиня А. И. Гессен-Гомбургская, бывшая в первом браке за Д. К. Кантемиром, имела многолетнюю тяжбу из-за наследства со своим пасынком Константином, не желавшим отдавать мачехе ее законную долю. Она проживала в смежном доме, доставшемся ей от отца, фельдмаршала И. Ю. Трубецкого. В 1737 году «за насильное владение» принадлежавшим княгине имением суд постановил продать с торгов каменный дом Кантемира, расположенный «в наличной линии в три апартамента… да подле того ж двора особый другой каменный же двор в задней линии… в два апартамента». Однако назначенная продажа по каким-то причинам не состоялась, и оба дома так и остались во владении Кантемиров.

К моменту появления махаевского рисунка оба названных здания занимало английское посольство, причем в главном корпусе жил сам посол Ч. Уильямс со своим секретарем С. Понятовским (будущим польским королем), а в служебном – обитала посольская свита.

28 июня 1762 года, в день своего вступления на престол, Екатерина II вспомнила об опальном канцлере А. П. Бестужеве-Рюмине и послала за ним в его подмосковную деревню. Он был встречен с большими почестями, и государыня вновь возложила на него грубо сорванную при аресте Андреевскую ленту. После этого, как гласит официальная хроника, «Его Сиятельство отвезен был в нарочно… приготовленной для него изрядной дом, где определен Его Сиятельству от двора стол, погреб и экипаж». Под «изрядным домом» подразумевался дворец Кантемира, купленный императрицей и пожалованный невинному страдальцу «в вечное и потомственное владение».