Кассия Сен-Клер - Золотая нить. Как ткань изменила историю [litres]
- Название:Золотая нить. Как ткань изменила историю [litres]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент 5 редакция «БОМБОРА»
- Год:2020
- Город:Москва
- ISBN:978-5-04-102141-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Кассия Сен-Клер - Золотая нить. Как ткань изменила историю [litres] краткое содержание
Ткани – натуральные и искусственные – меняли, определяли, двигали вперед мир, в котором мы живем, и придавали ему форму. Позволили создать невероятные вещи и выжить в нечеловеческих условиях. И эта книга расскажет вам, как это произошло и почему:
• от ярких нитей, чей возраст более 30 000 лет, найденных на полу пещеры в Грузии, до истинного значения льняных покровов мумии Тутанхамона;
• от Великого шелкового пути до шерстяных парусов, которые помогли викингам достичь Америки за 700 лет до Колумба;
• от пышных кружевных воротников, приводивших в ярость пуритан, до индийских коленкоров и ситцев, двигателей промышленной революции.
Золотая нить. Как ткань изменила историю [litres] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Команда ILC была сбита с толку усилиями НАСА превратить их процесс в технологическую документацию. «Мы знали все, что нужно знать о скафандрах, – сказал Ленни Шеферд во время интервью для проекта устной истории НАСА, – но мы почти ничего не знали о бумагах». В ILC передача знаний зачастую шла снизу вверх. Мастериц поощряли в том, чтобы они предлагали улучшения процедур, а инженеры фирмы брали уроки шитья, чтобы понять процесс сборки. В конце концов, чтобы справиться с тем, что в НАСА лекалам и мастерству предпочитают чертежи и сопроводительные документы, ILC пошла в обход. Фирма наняла команду опытных инженеров, чья работа заключалась в том, чтобы служить одновременно буфером и переводчиком между мастерицами ILC и технократами НАСА. В результате каждый скафандр получал собственный пакет документов, включая технические чертежи и инженерный жаргон, на котором с любовью описывали каждый слой и стежок. Женщины, которые шили скафандры, были далеки от этих документов и никогда ими не пользовались [461] Case and Shepherd, p. 33.
.
Астронавт Майкл Коллинз благодаря своей роли наблюдателя за процессом изготовления скафандров мог оценить ювелирную точность работы. В своих мемуарах «Несущие огонь» ( Carrying the Fire ) он расценивал свою ответственность за скафандры как часть миссии и называл их «впечатляющим вызовом», в котором сочетаются «строгое инженерное искусство с капелькой анатомии и антропологии». Но он признавал, что было в них и «немало черной магии». Мастерство, с которым делались скафандры, судя по всему, вызывало в нем как восхищение, так и иронию. «Тонкая, как бумага, пневматическая камера» его любимого скафандра, который «не позволял моим 3,7 пси кислорода раствориться в нулевом пси бесконечности, окружающей меня», была склеена с особым усердием какими-то милыми дамами в Уорчестере». Для Коллинза, остро осознававшего и пафосность, и абсурдность в освоении человеком космоса, изготовление скафандров олицетворяло и то и другое.
«При мысли о человеке, который гуляет в открытом космосе, кто-то, возможно, представляет себе парня, уверенно использующего самые передовые технологии, которыми может его обеспечить эта богатая и могущественная нация, кто-то, но только не я, друзья. Я вижу стайку хрупких старушек, согнувшихся над горшочками с клеем в Уорчестере, штат Массачусетс, и я лишь надеюсь, что обсуждение нового священника или игры в бинго вечером в пятницу не слишком рассеивает их внимание» [462] Collins, pp. 127, 100, 192.
.
Под пеной
«Скафандр – это все равно что космический корабль на одного».
Крис ХэтфилдНесмотря на исследования, технологии, труды, вложенные в скафандры, они были и остаются по сей день далекими от совершенства. «Если это правда, что астронавт в конце концов влюбляется в свой скафандр, – написал Коллинз, – то столь же верным будет заметить, что первая реакция при примерке одного из этих сшитых по тебе газовых мешков – откровенная ненависть, шок». Сам Коллинз признавал, что страдал от клаустрофобии, пока носил скафандр. Но он слишком стеснялся этого, пока был астронавтом, поэтому никому об этом не говорил. Сами производители признавали эту проблему. «С рождения нас приучают носить одежду, – объяснял Мэл Кейс, – но никогда не учили носить скафандр». С его точки зрения, экстремальный дискомфорт был платой за безопасность [463] Там же, pp. 115–116; Case and Shepherd, p. 16.
.
Когда НАСА отправляло в космос Армстронга, Олдрина и Коллинза, специалистов беспокоило то, насколько воспламеняемыми становятся вещи в окружающей среде, насыщенной кислородом. В начале программы «Аполлон» скафандры и космические корабли были нагружены бумажными распечатками, горючим нейлоном и липучкой Velcro , которая использовалась повсюду, чтобы вещи не летали в невесомости. Столько мелочей ждали случайной искры. 27 января 1967 г., на полпути к созданию скафандров «Омега», Эдвард Уайт, Вирджил Гриссом и Роджер Чаффи, экипаж «Аполлона-1», занимались рутинными тестами в стационарной капсуле. Они пробыли внутри пять часов и уже порядком устали, когда ошибка в электросистеме привела к возгоранию. Температура внутри капсулы поднялась выше 1090˚C. В командном центре в Хьюстоне, где велся удаленный мониторинг медицинских показателей астронавтов, директор полета увидел, как у Уайта 14 секунд был учащенный пульс, а потом пульс замер навсегда. Когда капсулу вскрыли, оказалось, что все трое сплавились под самым люком. ILC мгновенно изменила дизайн скафандров, заменив некоторые детали из нейлона и пластика замедляющими горение материалами [464] DeGroot, p. 209; Amanda Young, p. 75.
.
Самым серьезным недостатком скафандров, свойством крайне опасным даже на Земле, но губительным под давлением в космическом вакууме, была их неспособность сгибаться и тенденция раздуваться. Это свойство присуще резине под давлением: внутренняя камера шины, достаточно мягкая, если она пустая, становится твердой и несгибаемой, если ее накачать. С самого начала это свойство стало вызовом для создателей. На коленях и локтях были добавлены складки как на аккордеоне, чтобы руки и ноги в первых скафандрах могли сгибаться, но даже при этом проблема казалась нерешаемой. То, что было теоретической трудностью на Земле, в космосе могло обернуться катастрофой.
В 11.32 утра 18 марта 1965 г. Алексей Леонов, советский космонавт, вышел в открытый космос. Эта первая экскурсия предполагалась быть короткой, всего около двадцати минут, и запас кислорода был относительно мал. Однако через девять минут он выполнил поставленную перед ним задачу, и второй космонавт передал ему приказ возвращаться внутрь. Именно в этот момент Леонов обнаружил, что его скафандр раздулся и стал твердым. Пока он несколько раз пытался справиться с ним, чтобы согнуться и войти через узкий люк в корабль «Восход», его сердцебиение и дыхание участились. Запас кислорода, которого у него было только на сорок пять минут, уменьшался, соль от его собственного пота начала щипать глаза, стекло шлема запотело. «Я не могу… Нет, я не могу войти обратно, – сказал он в маленький микрофон в его шлеме. – Я не могу…» У него ушло еще восемь драгоценных минут на повторение все более отчаянных попыток протиснуться через люк. Леонов принял потенциально смертоносное решение: он вручную уменьшил давление внутри скафандра, что позволило ему достаточно согнуться в поясе, чтобы вернуться внутрь корабля. Неуклюжие скафандры, которые Леонов наверняка проклинал, проявили себя и во время столь же злополучного возвращения пары на Землю. Когда корабль снова вошел в атмосферу, у них отказал автопилот. Они совершили аварийную посадку в тысяче миль от предусмотренного места в заснеженных горах Урала и провели ужасную ночь в своих скафандрах, сделанных частично из протекающей холстины с латексным покрытием, под завывания волков за стенами спускаемого аппарата «Восход» [465] Aldrin and McConnell, pp. 122–123; Heppenheimer, p. 218; Monchaux, p. 111.
.
Интервал:
Закладка: