Владислав Лесков - Царевна

– А что бы ты сказал, Емельян Федотович, еже ли бы царевна тебе звание полковника жаловала, да имение, – начал, слегка заикаясь, боярин Широковатый.

– И за какие же заслуги? – заинтересовался Басаргин.

– Говори, чего задумал.

—Не кому, кроме тебя, Емельяша, ехать, ну не мне же боярину, по лесам, да болотам прыгать.

Басаргин молча выслушал боярина и достал из кармана фляжку, наполненную водкой.

Налив до краев железную стопку, он залпом опрокинул ее и, занюхав рукавом кафтана, произнёс:

– Кафтан весь чесноком пропах и закуски не надо, – рассмеялся он, глядя на покрывшегося испариной, боярина.

Широковатый облегчённо вздохнул, он понял, что уговорил Басаргина участвовать в экспедиции.

– На здоровье, Емельян Федотович, – с улыбкой на лице произнёс боярин.

– И мне уж тогда налей, чего уж там. Тоже твоим

кафтаном занюхаю.

Они рассмеялись, глядя, как в ворота приказа въезжает телега с мужиком, бабой, да ребятишками. Рядом с телегой шагали стрельцы, искоса глядя на арестантов не добрым взглядом.

Телега остановилась у внутренних ворот тюрьмы. Тяжелая деревянная решетка, окованная железными прутьямии, с обеих сторон, стянутых железными болтами с большой шляпкой, медленно поднималась вверх, скрипя веревками по подъемным барабанам.

Дождавшись, пока телега с несчастными скрылась внутри, боярин и Басаргин направились вслед за ней по деревянным подмосткам, боясь измарать в грязи кожаные сапоги.

– Есть, матушка, заговор еретиков, – улыбаясь, прошептал Софье Шакловитый.

Боярин Широковатый и стрелецкий старшина дознались давеча.

– И кто же, – Софья развернула свиток.

– Раскольники давно потаенно в московских слободках живут, свои вечери тайно правят, собираясь в избах.

Софья пробежалась глазами по бумаге:

– Сознались сами?

– Как есть матушка, все выложили.

– Покаялись ли, отреклись от старой веры?

– Да матушка, – Шакловитый кивнул.

Одна беда, у главаря их двое детишек осталось, дочь, да мальчишка. На каторгу отправлять жалко, не выживут они там.

Черт уж с ними, стариками, – Шакловитый махнул рукой, чуть не задев склянку с чернилами на столе.

– Девка-то справная? – поинтересовалась царевна.

– Справная, государыня, и на лицо, и на фигуру, двенадцати лет от роду.

Софья задумалась, она подошла к окну и немного постояв, произнесла:

– Девку, ко мне во двор приведешь.

А брата её можешь себе в холопы забрать. Шакловитый кивнул, но возразил:

– Мне он не к чему, своих холопов вдоволь, но пристрою к стрельцам, как пса верного выучат.

Софья согласилась с решением Шакловитого.

– Все верно, ни к чему нам грехи лишние на себя брать, Феодор Леонтич.

Шакловитый повернулся к киоту и перекрестился:

– Все так матушка.

– О просьбе моей поговорим.

Софья взяла в руку колокольчик. Заслышав звон, из покоев царевны, в дверях показалась фигура служанки.

– Марфа, чаю подай нам, – велела царевна. Софья и Шакловитый сели за стол, застеленый плотной узорной скатертью.

– Говори Феодор Леонтич.

Шакловитый посмотрел на прислугу, разливавшую чай, намекая на то, что присутствие челяди при разговоре, лишнее. Марфа, разлив по фарфоровым чашкам чай и выставив на столе вазу с медовыми пряниками, выскользнула, словно тень, оставив их наедине.

– Нашел я, матушка, кому дело столь важное поручить, —жалобливо прогундосил Шакловитый.

– А чего не рад тогда? – царевна посмотрела на думного боярина. Шакловитый отложил пряник и покачал головой.

– Так ведь пришлось посулить деревушку и звание полковника, матушка, – пожаловался Фёдор Леонтьевич.

Софья удивленно посмотрела на боярина:

– Эка беда деревушка, раз сам патриарх просил. Али забыл, как он нам поперек дороги стоял.

– Не забыл, матушка, – кивнул Шакловитый.

—Разве забудешь, когда твоя голова на кону стоит.

– Это хорошо, что помнишь, Федор Леонтич, – тихо произнесла Софья, боясь, что кто-нибудь из слуг, подслушает их разговор.

– Нам в борьбе с Петрушей и Нарышкиными поддержка патриарха, как лик Святой, надобна. Я десяти деревушек не пожалею и боярского звания, тому кто мою просьбу исполнит.

Шакловитый усмехнулся:

– Уже не нужно матушка, и за одну деревеньку справного служивого нашли.

– Знаешь ли, матушка, старшину разбойного приказа Басаргина.

Софья улыбнулась:

– Как не знать.

– Вот он и поедет, —Шакловитый стукнул ладонью по столу.

– Мешкать не будет, а ты, матушка, чтобы впредь не смущалась секретные разговоры вести, челядь в другую половину дворца отсылай, да стрельца подле двери ставь. Так и тебе и мне спокойней будет.

Сапыге, как и обещал старшина Басаргин, сняли с ног колодки, перевели на этаж выше. В том коридоре содержали узников по мелким делам или тех, кого скоро выпустят на свободу.

Из узкого оконца была видна надвратная икона на Константино – Еленинской башне, и узники могли помолиться, подойдя к окну. Со стен и потолка уже не сочилась вода, а на каменном полу, вместо прелой соломенной подстилки, были сколочены нарыиз толстых сосновых досок накрытые войлочным тюфяком. Сапыга не рад был своему договору со старшиной и клял себя за это. Но он не в силах что-либо исправить. Пайку давали исправно: овсяную кашу и вареную репу. Сердце несчастногоСапыги постепенно

успокаивалось иногда ему казалось, что ничего этого не было и сидит он по слабоумию своему, с того самого момента, как бешеный парень зарезал одного из скитников в трактире.

Но пришедшее благостное неведение было разрушено звонами, отпирающихся, ржавых замков и скрипом, поднимающейся внутренней решетки. Сапыга бросился к оконцу и приник к железным прутьям. Во внутреннем дворе стояло с десяток колодочников. Их одежды превратились в рваные лохмотья, через дыры которых сияли темные синяки и кровоподтеки. Сапыгажадно глотнул воздух. Он узнал их. Узнал несчастного Прокопия и его жену. На левой ноге Прокопия темнела деревянная колодка, которую тот подтягивал за цепь вверх, чтобы она не била по ноге. Его жена выглядела несколько лучше, по крайней мере, на ее лице не было следов от побоев.

– Куда их? – спросил стрелец с бердышем у ворот.

– В Сибирь, куда ж еще? – откликнулся провожатый.

– На рудники железные, али на завод. Воевода тамошний решит.

– Да какие из них работники, – усмехнулся стрелец.

– Издохнут по дороге.

– Не велика беда, – рассмеялся сопровождающий.

– Издохнут, быстрей назад воротимся.

– А ну пошли, – он пихнул бердышом крайнего в ряду.

Колодочники подтянув цепи к верху, заковыляли к воротам. Сопровождающие стрельцы лихо запрыгнули в телегу и покатили следом. Сапыга слетел с окошка и бросился на тюфяк. Зарывшись в него лицом, он тихо зарыдал.