Валерий Панов - Франкфурт 939

– Да стой ты, – Гунтрам схватил его за плечо.

– Что тебе? – сорвался Бернард.

Гунтрам не любит привлекать внимание, пусть и немногим ранее раскидывался курами на главной улице. Зато потом эффектно скрылся. Растворился в толпе, смешался с массой. Вот и сейчас ему неловко оттого, что все пялятся. Ни одна уважающая себя тень не притягивает взоры.

Оттащил Бернарда в тёмный угол. Да, так лучше. Капитан стражи вырвался и самое время поправить тунику.

– Говори уже, что нужно.

– Эй! На мне злобу не вымещай, я тебе ничего не сделал.

– Да? А чей был совет «поступай, как знаешь»?

– Ты разрешение на глупость спрашивал, чтобы потом на меня ответственность переложить, так что ли? Я не советовал тебе идти наперекор герцогу Эбергарду, а после оправдываться.

– Вот такой я человек – не могу поступить вопреки совести.

– Засунь совесть куда подальше, она тебя погубит.

– А как же вся та чушь про признание своих недостатков?

– Признаваться надо себе, а не другим. Герцогу Эбергарду нет дела до твоей совести.

– То есть с собой честен, а всем остальным врать?

– Сам решай, кому, что и сколько сказать. Бернард, нет идеального совета для всех случаев сразу. Жизнь – слишком сложная штука, чтобы обойтись одним единственным правилом. Особенно здесь, – Гунтрам указал на палаты лорда.

– Ладно, мне надо отдохнуть, пока нет дел. Всю ночь не спал, уже ни черта не соображаю. Буду в казарме.

– Погоди, – придержал его Гунтрам. – Я велел страже отчистить улицы от телег. Думал, герцог Эбергард одобрит.

– Не одобрил?

– Нет.

– Ах вот как оно нужно. Теперь твой совет чуть понятней. Передам парням, чтобы расслабились.

На втором этаже столкнулся с назойливой бургундской мухой. Не повезло. Он ведь почти мимо прошёл, но увидал на лестнице Гунтрама и остановился, замер с поднятой ногой, как идиот.

«Иди дальше!»

Нет, шаг назад.

– По-твоему, это смешно? – зажужжал он.

– Я всё уладил.

– Что? – малолетний лорд аж потерялся от неожиданности.

– Прошу простить, милорд. У герцога Эбергарда было для меня срочное поручение. Разобравшись с ним, я тут же занялся вашей проблемой. Шум вас больше не побеспокоит.

– А ты молодец. Прими мою благодарность, – и снисхождение. – Я тебя как-нибудь отблагодарю.

Сундук с пустыми обещаниями уже полон, но ладно, при следующей встрече визг, выпученные глаза и слюни бешеного молокососа во все стороны – чем не радость?

Вернулся в кабинет герцога Эбергарда и застал гостя.

– Саид. Что с тобой?

– Да ерунда, побывал в трущобах, – он улыбнулся и аккуратно потрогал затылок.

– Я обдумаю твоё предложение, Саид, – произнёс герцог Эбергард и многозначительно замолчал.

Смышлёные эти парни с востока. Сразу понял намёк, поклонился и вышел.

– Он проследил за тобой до трущоб?

– Да. Я думал, стража его остановила. Ещё задержался у ворот, подождал на всякий случай.

Увидел, как вошёл в трущобы, понаблюдал за ним, убедился, что он влип в неприятности, а после довольный отправился к Вигерику с мыслью – одним брезгливым ханжой меньше.

– Что он хотел?

– Занять место брата. Считает, что сможет возглавить убийц.

Брун позабыл, когда вставал раньше полудня. Сейчас ведь утро? Судя по головной боли – утро. Для бандита его уровня день – предвкушение заката. Брун бы и рад вставать раньше – военная служба приучила – да только, что днём делать? Все спят? Можно бить себя в грудь и говорить, что нельзя подстраиваться под других, но это всё херня. Те, кому нужно, давно проснулись и уже где-нибудь на площади, в порту или на рынке срезают кошельки. А ему что делать? В трущобах сейчас никого. Высокое положение позволяет отоспаться.

– Всё что имею – заслужил.

В детстве шпаной приходилось крутиться, чтоб не сдохнуть с голоду. Воровали с Зигфридом на рынке с лотков и с телег на разгрузке. Схватил буханку хлеба и дал дёру. Юркий шкет в толпе, как рыба в реке – руками не поймаешь.

Порой и в предместье прямо с полей урожай воровали. Как-то раз из-за пары яблок чуть не удавился. Застукали его на яблоне, схватили, хотели страже сдать, но Брун сбежал в лес. За ним, поди, уже и не гнались, когда он запутался в кустах с завязанными за спиной руками. Стебли вокруг шеи обвились, даже на помощь не позвать. Дышать и то трудно. Деваться некуда, боролся с погаными растеньями. Вырвался, но стебли так глубоко впились в горло, что чуть кровью не истёк. Его ещё и в город не сразу пустили, боялись помрёт на улице приличного района. Пришлось обходить до трущобных врат.

Брун не родился в трущобах, его отец был рыбаком. Лачуга у самого помойного берега. Покосившаяся крыша и трещина в дымоходе. Да, и тогда жилось паршиво, но воспоминания о детстве всегда приятные и радостные. Ровно до того дня как отец пьяный перевернул лодку, запутался в снастях и утонул.

«И что, блядь, так настырно долбиться? Каждый удар, как молотом по голове. Ну и стерва же ты, Гайя».

Резко встал на ноги и тут же пошатнулся. Поймал равновесие и, спотыкаясь, пошёл к двери.

– Ну что ты как…

Нет, не Гайя.

– Рене, – удивился Брун, и скрестил руки на груди. – Да заплатим мы, заплатим, не переживай.

– Ты ещё кто?

«Нормально, да? Платишь им каждый месяц, а они даже не знают, как ты выглядишь. И ладно бы всё этим ограничивалось, но ведь нет. Хорош командир, своих солдат не узнаёт. Жаль, тебе голову не отрубили».

– Брун.

– Вор? – уточник храмовник, будто сотни других Брунов тоже задолжали.

– Учитывая, сколько мы платим церкви, вор тут ты.

– Давай-ка проясним, во-первых, лично я с вами дел не имею, а во-вторых, вы не платите церкви, а жертвуете деньги на благое дело, чтобы вашим поганым душам вход в Рай не закрыли.

– И как это действует, викарий Руперт передаёт Господу списки благодетелей или у него ключ от райских врат припрятан? Мы ведь воры, ключ можем и украсть. Церковь не обеднеет?

– Замо́к поменяем.

– Что нужно-то?

– Злую суку ищу.

Руки-то на груди развязались и уже гнутся в кулаки.

– Не называй её так.

– У неё даже на двери нацарапано. Раз уж не любит, когда её так зовут, отчего не закрасит?

– О, она обожает это прозвище. Я не люблю.

– Понятно. Дома?

– Нет. И она жутко занята. Что тебе нужно?

– От тебя? Ничего.

– Я не последний человек в трущобах. Могу помочь в обмен на списание долгов. Ой, прости, на освобождение от пожертвований за прошлый месяц.

Храмовник задумался.

Ох уж эти церковные, у них денег куры не клюют, а трясутся за каждую монету, которой ещё нет.

– Ладно.

– Уверен? Может, с викарием или с Господом согласуешь?

– Ещё одно богохульство и я обеспечу тебе встречу с Всевышним.