Георгий Турьянский - MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA [Сборник рассказов 1996–2011]

Как таковую, эту книгу я не писал. Вернее, на протяжении 10–ти лет с большими перерывами я записывал истории, которые мне самому казались интересными. Кое-что я, разумеется, выдумывал. Не без этого. Но про книжку не думал.

Теперь я сижу на куче рассказов и не знаю, что с этим делать. Надо кому-то показывать. Конечно, я и раньше показывал. Показывал семье, друзьям и издателю «Литературного Европейца» писателю Вл. Батшеву, который относится ко мне благосклонно.

И тогда я решился сделать книжку. В ней три части: одна часть посвящена 90–м годам того века, когда настроение было у большинства откровенно похоронным. Я уезжал в Германию один в феврале 1992–го года с рюкзаком и двумя сумками.

До Польши я ехал вместе с весёлой гурьбой челноков, продавцов барахла. После Варшавы я остался в вагоне один на один со своими мыслями…

Когда я заканчивал в Москве школу, вовсю бушевала афганская война. Я страшно боялся быть на неё призванным. Когда уезжал, новый чеченский нарыв начал заливать страну кровью и гноем.

Мой дядя, кандидат экономических наук, работал по совместительству в торгово-промышленном предприятии «Кооператив Алиса». Я успел там поработать, поступил в технический ВУЗ, успел поучиться. Я работал в стройотряде на Дальнем Востоке и ездил по обмену студентами в Швейцарию. Всё, что было связано с СССР, закончилось грандиозным взрывом 1991–го года. Я уехал в феврале 1992–го. Новую Россию я почти не знаю.

Во Франкфурте проводник пожелал мне всяческих успехов и помахал на прощанье рукой. Я поставил себе целью продержаться дней семь-восемь. Я понятия не имел, дадут ли мне хоть копейку на новом месте. Поэтому решил: не пристроюсь за неделю, поверну оглобли. Мне как раз исполнилось 22 года…

Рассказы первой части уже частично устарели. С того момента, когда я начал что-то сочинять, а это был 1996 год, прошло пятнадцать лет.

Вторая часть — рассказы, в которых действие происходит в Германии после момента переезда, стало быть, после 1992–го года.

Третья часть — возвращение назад. Моя семья и я сам никогда не порывали с Москвой и Россией окончательно, а сейчас в силу специфики работы, в авиакомпании «Люфтганза», поездки для нас — дело привычное.

Там у меня родственники и друзья. Туда я возвращаюсь и в эти моменты живу меж двух стран: и в России, и в Германии одновременно.

Москва, мой родной город, за эти годы сильно изменилась, внутренне напряжена, внешне агрессивна, буквально выталкивает из себя приезжего. Остаётся вечное испробованное средство: побег. К друзьям, к родителям, на дачу.

Мой десятилетний побег по маршруту МОСКВА — ФРАНКФУРТ — СНОВА МОСКВА в этой книге.

Полина — моя дочка. Она любит сидеть у меня на коленях и слушать сказки. И не сказки, а самые настоящие правдивые истории она тоже обожает, ещё больше, чем сказки. Полина меня спрашивает про то, как люди жили раньше. Мы смотрим книжки с картинками и даже читаем рассказы из учебника истории для малышей. Я вдруг подумал, ведь я и сам помню разные истории, которые случались со мной и с моими друзьями. Однажды я сел за компьютер и стал писать подряд всё то, что приходило мне в голову из времени моего детства… И вот что из этого получилось.

Когда я был маленьким мальчиком, и мне было столько же лет, сколько сейчас Полине, я жил с моими родителями в городе Москве. Страна, в которой мы жили, называлась длинным словом из трёх букв «С» и ещё «Р» впридачу, «СССР». А сейчас такой страны нет, и люди разъехались жить по разным другим городам и странам. Но тогда мы жили в СССР, в городе Москве в двенадцатиэтажном панельном доме. Панельным дом называется потому, что строят его из отдельных стен-панелей, как из конструктора. Такой дом можно построить очень быстро.

Дом наш построили быстро, но получился он неказистый и внутри, и снаружи. Особенно, конечно, снаружи, потому что изнутри жильцы свои дома сами переделывали. В те времена люди приезжали в новый дом и сразу делали ремонт, то есть они весь дом перестраивали, мусор со стройки вывозили, балконы застекляли. Стены, которые лишние, то есть. Если, например, стен много, а места мало, ломали. Называлось это расширять жилплощадь.

А как всё переломают и заново перестроят, очень радуются и отмечают новоселье. Наша квартира так и осталась очень маленькой и неудобной. Потому что папа отказался перестраивать квартиру. Мама ему говорила: «Сломай самую толстую, самую лишнюю стену, как дядя Слава на десятом этаже. Что она такая толстая, квартиру перегораживает? Не нужна стена». Но папа не захотел ни в какую. Он сказал: «Стена нужна. Мы живём внизу, на втором этаже, и если сломать толстую лишнюю стену, то весь наш панельный дом рухнет». Стена эта несущая, объяснял папа, на ней дом держится. Ещё папа сказал, что он не Стаханов и засмеялся, а я не понял, причём здесь какой-то Стаканов, но тоже стал смеяться.

Я не хотел, чтобы дом рухнул. Я лежал в кровати и представлял себе, как плохо, когда тебе на голову падают панели, и как к нам в гости летит дядя Слава. К тому же я и сам был маленький мальчик, и даже наоборот радовался, что у нас такая маленькая квартирка, прямо игрушечная.

У меня имелась целая собственная комната, с разными полезными вещами и игрушками, у мамы и папы — своя, больше комнат не было, зато мы могли ходить на кухню, в коридор и на балкон. В коридоре на стене висел папин велосипед и под ним стояли папины же старые лыжи. Деревянные, длинные и тяжёлые. У нас кругом громоздились шкафы с книгами, и каждый год книг и книжных шкафов становилось всё больше, а места всё меньше. Но папа и мама первое время после новоселья радовались. А если захотите, сами посмотрите на наш панельный дом. Адрес такой: Москва, бульвар Яна Райниса, дом 16 корпус 2, напротив детского садика.

Если выйти из моего дома и идти прямо примерно пятьдесят больших, взрослых шагов, то придёшь в детский сад. Вернее придёшь к забору, за которым начинается детский сад. Сворачивать не надо. Надо встать на четвереньки и пролезть в специальную дырку, которая сделана в заборе, для попадания в этот самый детский сад.

Мама меня всегда утром вела через главный вход, хотя до него идти гораздо дальше. Мама всегда говорила: «Гоша, ты из приличной семьи, твой папа — кандидат наук. Я работаю в школе, на хорошем счету. Зачем же ты встаёшь на четвереньки?»

Мама моя работала в школе учительницей русского языка, и на хорошем счету она и вправду была, но это так говорили раньше, когда тебя другие взрослые уважают и любят, а не потому что ей там много платили, как некоторые дети сейчас думают.