Геннадий Веретельников - Летят лебеди. Том 1. Другая война

Погибших лошадей не награждали орденами, не присваивали геройских званий …

Выжившим, впрочем, тоже.

Пришло время воздать должное подвигу этих животных хотя бы в этом романе. Они это заслужили! Невозможно представить себе нашу общую Победу без этих красивых и благородных животных, которые тоже прошли свой путь от Сталинграда до Берлина и Праги.

Лошадь – благородное, милое, доброе, грациозное, трудолюбивое животное, преданное хозяину, которого можно ласкать, гладить, но и ухаживать. В тоже время, лошадь – очень загадочное животное со своеобразной моралью и себе на уме. Но на войне все невзгоды переносили они молча, и также молча умирали. От пуль, от осколков, от болезней. От осколков больше всего, впрочем, и солдат на войне погибло больше всего тоже от осколков мин, бомб и снарядов …

Еще больше интересного можно почитать в Дополнительных материалах/ Монгольский «Ленд—Лиз».

Безысходность – это когда ты стоишь у могилы боевого товарища… А могила его – это прорубь от воронки в реке, и понимаешь, что это не страшный сон, и что теперь ты и жить будешь, и воевать будешь дальше, только без брата по оружию, без того, кто сотню раз ходил с тобой в атаку, горланил невпопад с тобой песню, и спас тебе жизнь три раза. Последний раз ценой своей… Ты ничего не можешь изменить, выбор сделан свыше. Вот что такое безысходность. Нет у тебя работы? Парень бросил? Надеть нечего? Может погода плохая или денег мало? Пока ты жив, всё зависит от тебя. Найди выход, собери волю в кулак, посмотри на себя в зеркало, – у тебя две руки, две ноги, есть глаза и уши, ты не ранен и не при смерти, – значит, ты можешь всё! Всё, что ты на самом деле захочешь!

В письме искреннем, боль останется,

Я вернусь домой, может станется,

Может и живым, войны жребием,

Если не живым, то жди лебедем …

От кого: Печать 6–й гвардейской стрелковой дивизии,

25–го гвардейского стрелкового полка

Борового Ильи Григорьевича

Кому: Киргизская ССР Село Сталинское

Боровому Григорию 30 декабря 1941 года

Добрый день, мои родные мама, папа и Нюрочка!

Люся, Игорь, Володька и Надюшка! Простите, что я так долго не писал, письма ваши все получил, за которые большое спасибо! Каждую минутку думаю о вас! Милая моя, родная моя Аннушка! Анна Игнатьевна! Всё ли у нас там в порядке? Знал бы, что уеду надолго, то сделал бы больше всего по дому. Спешу тебе сообщить, что нынче погода стоит отличная. Мороз градусов тридцать. Снега – по пояс! Не то, что ездить – пешком ходить сложно! Кони по брюхо проваливаются! Провиант в полк на своих двоих переносим! Но ты не переживай, после того как мы погнали немца и увидели первых пленных фрицев, к нам пришла уверенность, что сама природа—матушка за нас! Ведь русским людям мороз—то нипочем, а немчура вся ходит—бегает обмороженная, про валенки они и не слыхали, их сапоги—перчатки—шапки из эрзац-кожи [50]на морозе превращаются почти в стекло, и немчура не может толком затвор передернуть, который тоже часто клинит в их фашистских винтовках—автоматах. А техника ихняя, танки да машины, достаются нам целыми стадами! Чтобы убежать от нас, им надо хотя б завестись, а на таком морозе, да ещё и с ветерком, и снегом, у них заводятся только вши. Тут даже анекдот такой ходит по окопам:

– Эй, Ганс, твоя машина заводится в минус тридцать?

– Не знаю, Курт, она у меня в минус тридцать даже не открывается!

Смешно, правда? Своих автоматов у нас, конечно, ещё очень мало, потому иногда пользуемся ихними. Уже толком и не пойму, кого мы больше берем в плен: то ли фашистов, то ли их вошиков, потому как на каждого немца приходится пару—тройку десятков вшей. Рядом со мной кормилец наш, полковой, Иван Капралов, ты его помнишь, мы вместе на фронт уезжали, он без преувеличения богатырь ростом с два метра, но повар по образованию – потому был определен в кормильцы. Знаешь эти столбики из бетона? Ну невысокие такие, на них забор ставят. Так вот, как—то, ещё в учебном полку, нам приказали их перенести, так вот, он брал по одному такому в каждую подмышку и спокойно их таскал, а я один несу, краснею. Курьёзную историю тебе расскажу: как—то, под Ельней было дело, стоял он со здоровым половником у полевой кухни. Кругом леса Смоленские, и не поймешь, где немец, где свои, а солдат—то кормить надо, вот и оставили мы его одного на хозяйстве, тем более не было у нас в запасе ничего, кроме каши, потому дело нехитрое – наруби дров, разведи полевую кухню, наноси воды из реки, и каша готова солдатская. Мы же окопы для обороны копаем, – фриц вот-вот в атаку пойдёт. В общем нарубил, наносил всего, что надо, наш сосед, и стоит половником кашу мешает, чтоб не пригорела, значит, и тут на него сзади прыгнул фриц, захотел, небось, задушить по-тихому. Повис на нем фриц, душит, пыхтит, матюкается про себя, потеет, а Иван, как кота помойного, взял его, снял за шкирку со спины одной рукой, а другой ушатал половником по голове так, что немец обмяк сразу. Оказалась, что немец таким образом обед нам скрасил. Он запасливый был, – у него с собой в мешке нашлись и консервы, и колбаса с сигаретами и шнапсом [51]. В общем, пришли мы уставшие, замёрзшие и злые, а у нас стол накрыт, немец пленный валяется (в себя пришёл через день), колбасой пахнет, ну и по пять капель немецкой водки всем досталось …

5 декабря 1941 года [52]под Москвой вся сила Красной Армии ударила под дых фашистам и погнала эту нечисть кто куда! Мы же гоним их в сторону Орла, но ещё по Тульской земле. Немец закрепился на том берегу речки Оки. А место широкое, потому, как и река Зуша в Оку там впадает. Недалеко от Мценска. Нашел, гад, такое место, что с нашей стороны берег ниже, чем с ихней на десятки метров. Полили они склон водой, пока мы ждали подход основных сил (наш полк в погоне оторвался почти на 30 километров), вода замёрзла и подняться по склону нет теперь никакой возможности. Склон превратился в сплошной лёд! Да и обстреливают они сверху нас неприлично точно. За два дня уже полегло 27 человек. Схоронили их тут же, возле окопов и штабного блиндажа. [53]Два офицера, сержант и двадцать четыре рядовых красноармейца. Один из них наш с тобой земляк. Из Фрунзе… Командира нашего ранили, Володю Долгих, сдружились мы с ним, будет теперь из госпиталя переживать за наше наступление… Оставил он мне на дружеское хранение собаку свою. Немецкую овчарку по кличке Верный. [54]Говорят, что эта собака осталась одна живой, после страшного боя в Зелёной Браме (Черкасская область – прим. автора), когда примерно, около 500 воинов—пограничников и 150 собак сошлись в рукопашной с тремя тысячами гитлеровцев… Все они погибли… а собаку их командира – майора Лопатина, выходили местные жители … потом она от них сбежала… как она попала к Володе я не успел узнать, ранило его … Всё—таки удивительные существа эти собаки! Помнишь нашего Шарика. Вроде бы обычный «Алабай» [55], а как бросился один против стаи волков, когда я, работая на пасеке, в пещере спрятался от дождя и задремал … если бы не он – не видать мне белого света больше. Хорошо, что патроны не отсырели, зарезали [56]бы волки Шарика. Собаки – единственные звери на планете, которые отдают жизнь за хозяина без раздумий и размышлений. Для любой собаки видеть своего хозяина – это видеть Бога при жизни, поэтому и бросаются в любой, даже неравный бой не задумываясь, если угрожает кто её хозяину… Как там поживают мои любимые детишки, Надюша и Володька? Хоть между ними разница в четыре годика, но, наверное, Володька уже взрослый совсем. Ты писала, что уже в школу пошел, в первый класс. Жаль, что не я его за руку вел в этот момент.