Михаил Гришин - Золотой медальон

И сменил тогда боярин Блуд свой гнев на милость, сказав:

– Не видели мои очи ваших гнусных поступков… Не слышали мои уши ваших дерзких речей… Только и вы служите мне впредь не на живот, а на смерть…

– Быть тому, – решили дружинники, в одночасье угодив в зависимость к хитрому и коварному боярину.

– А уж я вас не обижу, – пообещал боярин Блуд, умело скрывая за бесстрастным выражением лица своё удовлетворение.

– Уж не обидь, – загалдели дружинники, – благодетель ты наш.

И боярин снизошёл до того, что поделился соображениями по поводу плаща, тем самым как бы подчёркивая своё особое расположение к ним:

– Наследник балует… В княжеские одежды рядится от недостатка ума… Видно, власть будущую примеряет на себя… Мал, да скор… – и он так взмордовал коня, что тот от боли, которую причинили ему металлические удила, аж присел на задние ноги. Потом боярин зло огрел его плёткой, и конь, сиганув с места по-заячьи, понёсся с развевающейся гривой к городищу.

– Что это сопляк о себе возомнил! – выкрикивал на ходу боярин, не переставая безжалостно нахлёстывать коня.

А плётка у него была не простая: в охвостье были предусмотрительно вплетены железные окатыши для устрашения холопов, которым часто доставалось, будто бы за их нерадивость… Понятное дело: когда человек бесправен, о нём можно выдумать всё, что угодно. Видно, мало было боярину Блуду того, что ребёнок, родившийся от холопки, также был холопом. Холопами становились и не выполнившие обязательства закупы (разорившиеся свободные земледельцы, пошедшие в долговую кабалу за ссуду), и рядовичи (люди, которые заключили договор (ряд), согласившись жить и работать у господина на определённых условиях). Единственным благом для закупа и рядовича было то, что зависимое положение не передавалось по наследству и не распространялось на членов их семей.

С криками и свистами дружинники поскакали за своим благодетелем.

Услышав за спиной шум, Витька быстро оглянулся.

– Кто-то скачет, – сказал он с тревогой.

Лучезар развернул коня, который потихоньку двигался в сторону городища, щипля луговую сочную траву, и вгляделся в приближающихся всадников:

– Это дядя.

– Я так и знал! – воскликнул с досадой Витька.

Скоро стало возможным разглядеть дядино лицо, угрюмое выражение которого не предвещало ничего хорошего.

Только Витька успел спрятаться за спиной Лучезара, втянув голову в плечи, как разъярённый дядя начал орать, ничуть не стесняясь своей дружины:

– Ты почто княжеский плащ взял? Своей одежды мало? Или при живом родителе надумал присвоить княжескую власть?

Витька услышал, как Лучезар изменившимся голосом глухо произнёс:

– Ты, боярин, не забывайся. А то недолго и язык твой укоротить…

Боярин Блуд задохнулся от возмущения:

– Ты… щенок… на родного дядю… и такие речи?.. Вернётся великий князь Мстислав, будешь перед ним ответ держать… Вместо того, чтобы набираться ума-разума володеть обширными землями после кончины благочинного князя Мстислава, он по округе раскатывается да княжеское одеяние раскидывает… Не будет от такого князя пользы земли зареченской… А я разве не о ней пекусь?

– А если печёшься о будущем земли моей, – ответил сухо Лучезар, – выслушай, что скажу я, – и он рассказал дяде о нападении неизвестных. – Оттого и плащ остался на том месте.

Боярин Блуд подозрительно пригляделся к своему царственному племяннику:

– И ты один сумел отбиться?

Лучезар многозначительно обнажил наполовину меч и тут же со звоном вложил его обратно в ножны.

Совсем уж поверил было дядя в эту запутанную историю, но тут, к разочарованию Витьки, а более самого Лучезара, появился из-за холма конь без всадника. По его амуниции без всякого труда было можно догадаться о принадлежности коня к великокняжеской конюшне.

Боярин Блуд даже приподнялся на стременах, изумлённый столь неожиданным явлением.

– Значит, говоришь, один?.. – зловещим голосом проговорил он, сверкнув глазами на Лучезара.

Поняв, что разоблачён, Лучезару ничего не оставалось делать, как промолчать да независимо поднять повыше голову.

– А я тебе сейчас скажу, кто с тобой был… – издевательским тоном продолжил боярин, – коли тебе память изменяет…

Витька навострил уши.

– … А был тот самый смерд, который сопровождал тебя в прошлый раз у реки… Хорош же у нас будет князь, если водит дружбу со смердом… Чуешь?..

– Он свободный человек! – горячо заступился за своего друга Лучезар.

– Дитя ты неразумное, – ухмыльнулся боярин Блуд, – коли доверился его поганым речам…

Никому не понравится, когда о тебе при всех говорят неприятные вещи. Витька собрался было поставить зарвавшегося дядю на место, чтобы он или заткнулся, или выбирал выражения, но в этот момент боярин вообще произнёс такое, что Витька посчитал за благоразумие вовремя прикусить язык:

– Скажи, где он скрывается, и мои воины наколют его на копья, как поросёнка…

– Не скажу, – гордо ответил Лучезар и незаметно протянул руку за спину, чтобы подбодрить Витьку, который, по всему видно, от таких речей заскучал, раз помалкивает.

Нащупав позади себя только лошадиный круп, Лучезар встревоженно обернулся, а Витьки, оказывается, давно и след простыл.

Витьке стало ужасно страшно, что его ни за что, ни про что поднимут на копья, а то и вовсе обезглавят, и он проснулся. Что ни говори, а в Древней Руси всё-таки люди живут дремучие, необразованные, которых мёдом не корми, а дай расправиться с врагами.

Витька долго не мог прийти в себя, хоть и находился уже в полной безопасности, аж за тысячу лет от городища с его бесчеловечным отношением к простым людям. И только яркое солнце, которое ослепительно сияло в мирном голубом небе, вернуло ему былую уверенность в том, что с ним до глубокой старости ничего такого не случится.

Расслышав приглушённый говор и позвякивание посуды, обрадованный Витька соскочил с постели и в одних трусах побежал на кухню, чтобы побыть с отцом и матерью, которые уж точно против него что-либо замышлять не станут, и по которым он уже успел за ночь соскучиться.

Неизвестно отчего, но сегодня Витька впопыхах не бросил своё обычное «Привет!», а поздоровался, как подобает примерному сыну, с чувством произнеся:

– Здравствуйте, папа и мама!

Родители оторвались от своих дел и с удивлением посмотрели на сына, потом переглянулись, недоумённо пожав плечами, и опять вернулись к прерванным делам: мать домывать посуду, а отец дочитывать свою газету. Правда, мать что-то уж подозрительно долго возилась с одной тарелкой, время от времени поглядывая на Витьку.

– Мам, тебе помочь не надо? – спросил Витька.

Мать, ещё не привыкшая к таким просьбам со стороны сына, слегка обеспокоилась: