Тигрис Рафаэль - Тигран Великий

– Не каждому выпадает счастье иметь собачью кличку – Шанпоч, – ответил царь и расхохотался, – а ну докажи, что ты честно заслужил это имя.

Шут запрыгал на четвереньках и залаял, как настоящая псина. Хохот царя смешался со смехом присутствующих.

Шут подбежал ко мне и, по-собачьи скуля, сказал:

– О, достойный Соломон Бахтеци! Предскажи собачье счастье. В какой пустыне судьба мне подарит красивую сучку?

Хохот в трапезной усилился, и царь по-прежнему смеялся громче всех.

Из сказанного я понял, что шут был до мелочей посвящён во все подробности нашего путешествия. Я знал, что шуты многих правителей пользуются большим доверием, и этот тоже не составлял исключения.

– Не твоё собачье дело, – сказал, не то серьёзно, не то шутливо, царь, – сунь свой хвост между ног и укороти язык.

Шут всем на потеху поступил именно так.

– Что-то не получается, – ответил он и высунул язык, – то ли хвост у меня дурной, то ли язык хвоста не слушается.

Присутствующие опять разразились хохотом.

Шут подбежал ко мне и принялся разглядывать почти в упор с глупой щербатой улыбкой. Не выдержав его взгляда, я отвернулся.

– Я знаю, почему ты стесняешься, – произнёс Шанпоч громко, – тебе наш царь собственноручно сделал обрезание.

Сказав это, он начал деланно-громко смеяться, а за ним загоготали остальные. Шут вытащил кончик хвоста между ног и жестом изобразил момент обрезания. От этого хохот ещё более усилился, я же почувствовал себя неловко.

– Ну, ты, пёс щербатый! Небось, завидуешь? У тебя у самого уже обрезывать нечего? – парировал за меня царь.

– Ой, ты прав, повелитель, и в правду, нечего, – шут решил подыграть царю и ухватился за низ живота.

Все уже достаточно выпили, и потому непристойные шутки Шанпоча вызывали бурный восторг. Виночерпии без устали подливали вина, и гости быстро опорожняли кубки. Я пил наравне со всеми и вскоре захмелел.

– Где ты был сегодня днём? – поинтересовался Мецн.

– Разгуливал по городу.

– Ну и как? Понравилось?

– Да, мой царь. Я впервые увидел великолепные храмы Богов Олимпа.

– Много Богов? Хорошо это или плохо? Например, в вашем городе один главный храм и на всех один Бог, – задумчиво произнёс Тигран.

– А я думаю – это даже лучше, когда есть выбор, – философски заметил я.

– Не уверен, – задумчиво сказал царь, – народу вредно выбирать. Он должен поклоняться тому, на кого укажет правитель.

Я понял, что мы опять начинаем дискуссию теологического свойства, но тут царь сам поменял тему разговора:

– Что ты ещё успел увидеть в этом городе?

– Очень странную ограду. Такую безвкусицу не делают в Иерусалиме. Без единого узора, с толстыми железными прутьями, заостренными на конце.

– Ты слыхал, Шанпоч? – с тревогой произнёс царь.

– Уж не глухой, – ответил шут, который, вдруг, откуда-то очутился рядом с нами, – пускай новый лекарь сегодня ночью укажет нам эту мастерскую.

Я с недоумением посмотрел на них.

– Веселись, Соломон Бахтеци. Сегодня твой день, – с громким хохотом произнёс шут.

В трапезную вошли музыканты, и заиграла приятная музыка. Вслед за ними бесшумно проскользнули изящные танцоры и танцовщицы. Они закружились на мраморном полу, и их полупрозрачные одежды взвились, обнажая стройные тела. Царедворцы, с восторгом разглядывали танцующих, затем подходили и приглашали к столу. Вниманию удостаивались не только особы женского пола. Я заметил, что молодые танцоры пользовались у придворной публики большим спросом, нежели танцовщицы.

В этой обстановке веселья пир продолжался до глубокой ночи и прекратился лишь тогда, когда царь в компании нескольких прелестниц направился в свои покои. После этого остальные тоже удалились.

То ли от большого количества выпитого вина, не то ли от близости прелестниц, почивавших со мной на ложе, но спал я беспокойно. Перед глазами стоял образ Лии. Она была ещё жива и тихим голосом молила меня о помощи. Я бросился к ней, но тут почувствовал, что меня самого распинают, и вскоре я, пригвождённый по рукам и ногам, висел на кресте рядом с Лией.

– Вставай, господин лекарь, – прервал мой кошмарный сон зычный голос дворецкого.

Я с трудом приподнял тяжёлые веки. Было ещё темно, и я недовольно поморщился. Вблизи меня белели тела красавиц-гетер.

– Тебя дожидается царский шут, – сказал дворецкий.

Вскоре я, полусонный, шагал по длинному дворцовому коридору. Во дворе при свете факелов я разглядел небольшой вооружённый отряд. Их предводитель выдвинулся вперёд, и я услышал знакомый циничный голос:

– Доброе утро, господин придворный лекарь. Надеюсь, мы не очень тебя потревожили, прервав сладкий сон посреди ночи.

Я пригляделся и узнал Шанпоча. От прежнего шута не осталось и следа. Передо мною стоял коренастый лихой воин.

– Не удивляйся, Соломон, – произнёс он, подойдя ко мне вплотную, – у меня тоже есть второе имя. Мои солдаты называют меня Вреж. Вреж – означает "месть". Месть всем тем, кто мешает царю благополучно править Великой Арменией. Пошли, покажешь нам ту мастерскую.

Я немного замешкался, и Шанпоч Вреж, уловив мою неуверенность, спросил:

– Думаешь, не найдёшь? Пошли мы поможем.

– Найду, конечно, – ответил я, – но разве стоит из-за одного неумелого мастера подымать целый вооружённый отряд?

Вреж пристально посмотрел мне в глаза. Это был уже взгляд не придурка-шута. На меня смотрел воин.

– Ты сегодня случайно набрёл на логово врага. Увиденная тобой примитивная ограда – это не что иное как готовые к бою копья. Идём.

Мы зашагали по безлюдному ночному городу. Вдали на Востоке едва забрезжили первые лучи солнца. До рассвета оставалось совсем немного.

– Почему ты решил, что этот безобидный мастер – враг?

– Слушай меня внимательно, Соломон, – сказал Вреж, – когда мы взяли этот город, царь Тигран приказал всем оружейникам работать только для нужд армянской армии. Тут много хороших мастеров, предки которых переселились в Антиохию еще при Александре Великом. Но после очередного бунта царю пришлось внести запрет на эту деятельность.

– Какого бунта?

– Население Антиохии – это греки, поклоняющиеся Богам Олимпа. Мы стали заселять город армянами из Восточных провинций. У одних свои Боги, обычаи, традиции, праздники. У других – свои. Начались стычки между местным населением и приезжими, которые затем переросли в вооружённый бунт греков. Нам силой удалось его подавить. После этого царь запретил изготовление оружия в Антиохии. Местное население затаило обиду на армян. Этим не преминули воспользоваться римляне. Их многочисленные лазутчики начали подготавливать почву для вторжения с целью отвоевать у нас Киликию вместе с Антиохией.

– Я гулял сегодня по городу и не заметил ничего подозрительного. Народ с почтением смотрел на меня.