Тигрис Рафаэль - Тигран Великий

Он хлопнул два раза, и в тронный зал явился человек с маленьким сундучком в руках. Царь достал оттуда тяжёлый мешочек, расписанный золотым вензелем, и передал его мне со словами:

– Здесь сто талантов чистого золота. Возьми их. Отныне ты богатый человек.

Я стоял неподвижно, не в силах что-либо ответить.

– Но это ещё не всё. С сегодняшнего дня я назначаю тебя своим придворным лекарем.

– Благодарю тебя за награду, Мецн Тагвор, – наконец, ответил я, – но как ты можешь назначать лекарем человека, которого ещё не попробовал в деле?

– В том, что ты уже должным образом обучен, я нисколько не сомневаюсь. И к тому же в лекаре, хвала Богам, у меня нет особой нужды. Тут дело в другом. Как говорили в древности: человек проверяется дорогой, любовью и золотом. То, что ты верный попутчик – уже доказано, несчастье в любви тоже познал, ну а золотом мы тебя ещё успеем проверить.

– Ты забыл про власть, мой царь, – сказал я, давая понять, что и мне известно это древнее изречение.

– Власть? – задумчиво повторил Тигран, – власть – это самое трудное испытание для человека, труднее даже, чем золото, ибо тот, кто стал обладателем богатства, безудержно стремиться к власти, и ничто не способно его остановить.

Сказал он искренно, и я понял, что именно это тяготит его душу.

– А что Меружан и остальные? Нет ли каких новостей? – спросил я.

Тигран потупил взор и с грустью произнёс:

– Никаких. И я дорого бы отдал, чтобы узнать, где они.

Мы стояли оба в напряжённом молчании.

– Возьми у казначея столько золота, сколько обещал караванщику, и заплати ему, – приказал царь.

Я склонил голову в знак послушания.

– Скажи ему, чтобы перед отъездом непременно явился ко мне, – добавил царь.

Я уже собирался уходить, но Тигран остановил меня.

– Сегодня ночью будет пир в честь моего возвращения. Я хочу, чтобы ты сидел рядом со мной.

– Слушаюсь мой повелитель, – ответил я уже тоном новоиспечённого царедворца.

Весь последующий день я прогуливался по Антиохии. Построенная в эллинском стиле, она сильно отличалась от Иерусалима. Множество великолепных храмов, посвящённых богам Олимпа, не могли не радовать глаз. Потомки одного из военачальников Александра Завоевателя, Селевка, постарались на славу. Город был поделен на четыре части, каждая из которых окружена своей крепостной стеной. Отдельно стоял царский дворец вместе с храмом Артемиды, обсаженным целой рощей лавров и кипарисов.

В Антиохию стекались ремесленники и мастеровые со всей Эллады. Лучшие зодчие возвели храмы Афродиты и Аполлона, а живописцы украсили их стены.

После того, как Тигран сделал Антиохию южной столицей Армении, здесь мало что изменилось. Он не разрушил ни одного дома, не передвинул ни одну стену и даже обстановка во дворце Селевкидов осталась им не тронутой. Всё здесь было сделано с таким мастерством и умением, что не нуждалось в исправлении. Мастеровых, зодчих и художников армянский царь увёл в глубь страны, в свою новую столицу, Тигранакерт, желая воссоздать там великолепные образцы архитектуры и искусства.

Обо всём этом я узнавал постепенно за время моего пребывания в Антиохии. А сейчас я расхаживал по городу, вглядываясь в лица прохожих и присматриваясь к домам.

С сегодняшнего дня я вдруг стал богатым и знатным, и эта мысль никак не укладывалась в моей голове. Разве мог я, парень из простой деревенской семьи, ученик иерусалимского лекаря, даже мечтать о том, что через каких-нибудь полмесяца волею насмешницы-судьбы стану богатым вельможей при дворе царя царей и буду жить в роскошных покоях дворца грозных Селевкидов? Мне даже показалось, что жители города уже узнали об этом и потому кланяются при встрече. Это отнюдь не выглядело маловероятным, ибо свежие известия быстро просачиваются за пределы дворцов, опережая своих героев.

Я проходил мимо кузнечных мастерских и удивлялся, что нигде нет выставленного на продажу готового оружия. Впервые в жизни у меня в кармане соблазнительно звенели золотые монеты, и мне не терпелось попробовать их всесокрушающую силу.

Моё внимание привлекла железная ограда, которую я сумел разглядеть через приоткрытые двери одной мастерской. Я незаметно вошёл туда и принялся внимательно рассматривать это странное изделие. А странным было то, что на ней не было ни одного узора. Одинаково торчащие толстые железные прутья с острыми краями.

– Господин хочет что-то приобрести? – спросил меня подошедший мастер.

Это был пожилой грек с хитрым пытливым взглядом, какие бывают у осторожных людей.

– Нет, нет, – ответил я и поспешил удалиться, ибо не имел никакого желания покупать столь примитивную вещь.

Наконец, устав бродить по жаркому городу, я вернулся обратно в свои покои и проспал там до вечера. Когда совсем стемнело, дворецкий прибыл за мной, и мы направились в трапезную.

За огромным столом разместилось множество незнакомых мне людей. Трапеза только начиналась: блюда с едой были нетронуты.

Здесь я впервые в жизни увидел жареного поросёнка. Чудно было смотреть, как это диковинное животное с оттопыренными ушами, зажаренное до манящей ароматной корочки, лежало на длинном подносе. В Иерусалиме увидеть свинью даже вживую было просто невозможно. Баранина – вот основное мясо, которое шло в пищу. Маккавеи строго следили, чтобы эллинская любовь к свинине не привилась в священном для каждого иудея городе.

Я сперва осторожно попробовал неведомое мясо, но затем, почувствовав его нежный вкус, принялся уплетать за обе щеки. Оно мне так понравилось, что, казалось, ничего вкуснее я не ел. Как могли мы, жители Иерусалима, лишать себя такого аппетитного мяса, розового на вид, чрезвычайно нежного и приятного на вкус! Впоследствии я настолько пристрастился к этому блюду, что и дня не мог обойтись без свинины. Особенно мне нравилось её есть в виде копчёностей, в изготовлении которых армяне превзошли даже таких любителей свинины как греки.

Царь сидел в центре, несколько обособленно. Увидев меня, он знаком приказал устроиться рядом, по левую руку. Присутствующие принялись откровенно разглядывать: кто вопросительно, а кто – с неприкрытой завистью.

– Представляю вам своего нового лекаря, – произнёс царь, положив левую руку мне на плечо, – зовут его – Соломон по кличке Бахтеци.

Услышав это, я вопросительно посмотрел на царя, а во взглядах присутствующих засветилась недобрая зависть.

– Это тот самый Соломон, который прибыл с тобой из Иерусалима? Не то араб, не то иудей? – послышался звонкий насмешливый голос, – тогда откуда у него армянская кличка?

Я увидел человека, разодетого в разноцветную тунику, сзади которой был прицеплен собачий хвост. У него была большая голова со взъерошенными волосами и кривые ноги. Глаза были размалеваны сурьмой, что в сочетании с его огромным орлиным носом придавало лицу комичное выражение.