Григорий Шепелев - Наездник Ветра

Когда гусляр и Рагдай сошли на Подолие, полил дождь. На площадях сразу стало немноголюдно. Но у купцов всё равно дела продвигались – ушли зеваки, а тех, кому вправду нужно было что-то купить, дождь не распугал. Торговые лавки стояли ближе к подворьям, кабаки – всюду. Один из них притаился между Жидовским подворьем и постоялым двором. Народ обходил почему-то этот кабак. Именно в него старик и завёл Рагдая.

Дверь этого большого, светлого кабака была нараспашку. Стол был накрыт для обильной трапезы, но за ним сидели лишь двое: жид средних лет – должно быть, хозяин, и скоморох – молодой, пригожий. В дальнем углу, возле печки, дремал, сидя на цепи, небольшой медведь. Худая жидовка возрастом чуть постарше Рагдая резала хлеб на стойке.

– Здорово, други! – гаркнул гусляр, входя со своим попутчиком. Скоморох и жид разом встали и повернулись на голос так, будто им крикнули «Пожар!» Жидовка со страху взвизгнула и порезала ножом палец. Один медведь даже не повёл бровью.

– Леший принёс тебя, Вирадат, – вздохнул жид, снова опускаясь на лавку. Сел и его приятель, цокнув досадливо языком.

– Да что за беда у вас? – удивился дед, – опять, что ли, крысы пробрались в погреб и всё погрызли?

– Если бы, – усмехнулся жид, хоть весело ему не было, – ждём гостей пострашнее крыс. Да уж вы садитесь, коли пришли! Как друга твоего звать?

– Его звать Рагдай. Он в Киеве вообще никого не знает.

– Завидую, – вздохнул жид и ласково обратился к жене своей, – Агарь, поди глянь, не идут ли гости!

Женщина молча вышла, обернув палец тряпкой. Вошедшие, между тем, уселись за стол, и гусляр представил старых друзей:

– Хайм. Лелюк. У печи – Топтыга. Этим троим, Рагдай, смело верь!

– А кто сказал ему, что он может верить тебе? – спросил скоморох.

– Весь Киев об этом знает! – запальчиво возразил гусляр, – да, много кому я песни пою, но ни в чьих делишках ни разу не был замешан!

– Жаль, не до смеху мне, – вздохнул жид, – а то бы я лопнул.

Лелюк наполнил вином четыре малые чаши. Выпили.

– А какие гости придут? – спросил, утерев усы рукавом, гусляр.

– Да всё те же гости – Хорш и Горюн с ватагами, – сказал Хайм.

– Сновид обещался быть?

– Нет, его не будет. Он уже им не друг.

– Это почему?

Но жид не успел ответить. Вошла Агарь. Её быстрый взгляд прямо от порога остановился вдруг на Рагдае.

– Ну, что? – спросил её муж.

– Нет, Хайм. Пока что не видно их.

Сказав так, жидовка подошла к стойке и снова взялась за дело.

– А что, если они вообще не придут? – встревожился Вирадат, – мне очень нужен Сновид!

– Ещё раз говорю тебе, старый дурень: Сновида теперь не нужно ждать там, куда придут Хорш, Горюн или их ребята, – промолвил жид, – Лелюк, подтверди.

Скоморох кивнул и прибавил:

– Кто-то указал Хоршу путь, которым из Новгорода в Киев идёт обоз с подарками от боярыни Святозары для Святослава. Хорш и Горюн обоз тот подстерегли, да толку не вышло – в охране были варяги. Три четверти всей ватаги легли на месте! Горюн и Хорш лишь чудом спаслись.

– Они теперь враги Святославу, – заверил Хайм, – и Святослав об этом прекрасно знает. Зачем, скажи, Сновиду с ними дружить? Разве он дурак?

– Они дадут Святославу две шапки золота, и пойдёт он с ними на мировую, – махнул костлявой рукой гусляр, – бывало уже такое. Не один раз.

– Теперь такого не будет. Они убили в этом бою четырёх варягов, в том числе сотника. Святослав их вряд ли простит.

Рагдай не отрывал глаз от жидовки. Та продолжала всё что-то резать, солить, месить, хотя на столе уж было всего довольно.

– Уйти бы прочь, – вдруг сказал Лелюк, – хоть бы в Новгород! Уйдём, Хайм?

– Да ты с ума спятил? – поднял свои рыжеватые брови жид, – не знаешь ты разве, что там лихие куда как похлеще наших, а Святозара, которая верховодит ими, собственными руками режет людей, как свиней! Малуша – корова против неё! К ним ты, что ли, хочешь, друг мой Лелюк?

– Мне туда охота, – вдруг подал голос Рагдай. Новгород ему представлялся местом, где можно всё.

– Не ходи туда, – сразу оторвавшись от своих дел, предостерегла Агарь, – пожалуйста, не ходи! Ты там пропадёшь.

– Тише! – вдруг поднял руку Лелюк. Женщина умолкла на полуслове, и все услышали с улицы голоса – гораздо более близкие, чем шум торжища. Скоморох вскочил.

– Я их задержу! Уберите чаши!

Подбежав к двери, он проорал на всю улицу:

– О, Горюн! Да ты опоздал! Лидул только что ушёл. Битых два часа просидел он тут, дожидаясь тебя – спросить, не встречал ли ты где-нибудь в лесу четверых его друзей лучших?

– Врёшь, шестерых, – сказал атаман Горюн, толкнув скомороха так, что тот отлетел к печи и врезался в своего медведя, который чуть не проснулся. Потом атаман вошёл, слегка пригнув голову, чтоб не стукнуться об косяк. Он был очень статен, плечист, бородат, угрюм, презрительно щурил на всё глаза и раздувал ноздри. После него в кабак впёрлась злобного вида баба лет сорока. За нею ввалились двенадцать крепких ребят и четыре девки.

– Они уж попировали здесь! – заметил самый высокий и толстый парень, оглядев стол, – Горюн, я объедки их жрать не стану!

– Что ты, Василь? – пробормотал Хайм, суетливо встав, – выпили всего по чаше вина за удачу вашу!

– Удача наша вам, проклятым жидовским мордам, поперёк горла! Верно, братва?

Никто не ответил, так как смотрели все на Рагдая.

– А это кто? – спросил атаман. Вирадат поднялся. Стараясь не дрожать голосом, просипел:

– Его привёл я!

– Если ты привёл, ты и выведи. Да и сам исчезни, нечего здесь торчать!

– Он Сновиду нужен, – сказал гусляр, подмигнув, – Горюн, дело верное!

– Да на что он нужен Сновиду? А, впрочем, ладно, пускай сидит.

Вирадат и Хайм отошли к Агаре и скомороху. Нарочно или случайно, все четверо оказались рядом с Топтыгой. Тот продолжал почивать, сидя на полу, склонив огромную голову, пустив слюни. Лихие же присоединились к Рагдаю, который так и сидел за столом, и жадно взялись за своё любимое дело. Довольно долго был слышен лишь хруст хрящей, звон ковшей да плеск в них хмельного пойла. Рагдай сидел неподвижно. Его недавние собеседники наблюдали молча.

– Ну что, Василь, где этот дурак Хорш? – спросил атаман Горюн, слегка захмелев, – пошто его нет? Может, он беду какую почуял?

– Нет, Горюн, нет, – отвечал Василь, давясь пирогом, – худо ему стало. Открылась рана.

– Так надо было добить его, чтоб не мучился! Сколько наших ребят полегло из-за его дури! Десятка два.

– Да ты пожалел бы лучше о шестерых варягах, – промолвил самый косматый и бородатый ватажник, – как бы нам не пришлось из-за них ещё раз кровью умыться!

– Они ведь были друзья самого Лидула, – вставила баба, хлебнув из чаши вина.

– Лидул обо всём забудет за блеском денег, – пообещал Горюн, и, рыгнув, прибавил, – что-то мы мало пьём, ребята!