Уильям Гаррисон Эйнсворт - Заговор королевы

– Конечно, негодяй, я не буду еретиком в религии, в которой божество – красота, – отвечал, смеясь, Бурбон, – и в этой галерее святых красавиц, которых я там вижу, нет ни одной, которой я смог бы отказать в обожании.

– Ну, я могу назвать одну, – сказал шут.

– Попробуй!

– Королеву, вашу жену!

Даже Генрих III не смог удержаться, чтобы не принять участия во всеобщем веселье, вызванном выходкой шута.

– А! Шут! – вскричал Бурбон, смеясь громче всех. – Только твой дурацкий колпак спасает тебя от моего гнева.

– Мой дурацкий колпак лучшая защита, чем шлемы многих рыцарей, – отвечал Шико. – Из любви, которую я питаю к королеве Наваррской, я согласен променять колпак на твой шлем и даже дам впридачу мою погремушку. И то, и другое тебе понадобится в твоей будущей встрече с Кричтоном.

– Не хочешь ли прибавить самого себя? – спросил Бурбон.

– О! Конечно нет! – отвечал шут. – Это значило бы променять господина на слугу, прево на пленника.

– Что же ты, кум! – сказал насмешливым тоном Генрих. – Неужели ты так слеп, что не понимаешь своих выгод и останешься у нас, когда тебе сделаны такие блестящие предложения нашим Наваррским братом? Подумай, какую важную роль ты бы смог играть на синодах гугенотов.

– Я никогда не прыгаю, не взглянув вперед, кум, – отвечал Шико. – Это дело умных – искать опасности. Я – дурак и предпочитаю мирно оставаться дома.

– Видите, брат мой, – сказал Генрих III, обращаясь к Беарнцу, – и дурак может давать иногда умные советы. Можем мы теперь спросить вас, какому счастливому обстоятельству обязаны мы неожиданной честью видеть вас? Мы, видимо, ошибались в вас и в ваших поступках. Нам говорили, что вы враг, а мы находим в вас лучшего друга. Нас уверяли, что вы стоите во главе армии, разрушающей и жгущей наши города, что в последнее время вы укрепляетесь в стенах По или Нерана, а мы вдруг встречаем вас в Лувре и притом с самыми мирными намерениями. Видите, как можно ошибиться!

– Но ваше величество не ошибается в моей дружбе, – отвечал Бурбон сердечным тоном. – Не угодно ли будет вам удалить на время ваших спутников?

– Извините, брат мой, если мы удержим нашу свиту, – отвечал Генрих III. – Нам хочется расспросить этого дерзкого негодяя, – прибавил он, взглянув на Блунта. – Вы можете, если хотите, передать вашу историю нашему духовнику, заботам которого мы вас поручили в надежде, что ему удастся обратить вас.

– Вашему духовнику, государь? – вскричал Бурбон, нахмурив брови.

– Вы не замедлите воспользоваться его увещаниями и в третий раз избавиться от всех угрызений совести, – сказал Шико. – Лаконичное послание покойного короля Карла IX к вашему кузену Конде имело и другие достоинства, кроме своей краткости.

– Какое это было послание, кум? – спросил Генрих III, притворяясь несведущим.

– Обедня, смерть или Бастилия! – отвечал шут. – Наш Беарнец должен вспомнить об этом, потому что приблизительно в ту же эпоху он отрекся от кальвинистской ереси.

– Ventre-saint-gris! Негодяй! – вскричал в бешенстве Бурбон. – Если ты не удержишь свой дерзкий язык, то ни твое ничтожество, ни присутствие твоего господина не спасут тебя от заслуженного наказания!

Испуганный угрожающим видом короля Наваррского, Шико прикусил язык и поспешил скрыться за Генрихом, которого его выходка наполнила тайной радостью.

– Так как вы отказываетесь сообщить нам причину вашего визита, брат мой, – сказал Генрих самым любезным и вкрадчивым тоном, – мы не будем более на этом настаивать, но мы надеемся, что вы не откажетесь пробыть с нами до банкета.

– Желание вашего величества для меня закон.

– И так как у вас нет другой свиты, кроме барона Росни, то мы предоставляем вам выбрать шестерых наших дворян, которые постоянно будут находиться при вас.

– Я понимаю так, что я пленник.

– Я не говорил этого, брат мой. Выбирайте же вашу свиту.

– Мой выбор уже сделан, государь. Я назову только одного – шевалье Кричтона и предоставлю ему выбор остальных.

– Настоящий выбор рогоносца! – пробормотал Шико.

– Вы не могли сделать лучшего выбора, – заметил с улыбкой Генрих III.

– Да, я тоже так думаю, – сказал Бурбон.

– А я просто уверен в этом, – прибавил Шико. – Королева Маргарита будет в восторге от вашего великодушия.

– Молчи, кум! – сказал Генрих III. – А теперь, брат мой, – продолжал он тем медовым голосом, который для знавших его был более опасен, чем самые бурные порывы гнева, – турнир окончился, и вам не нужна более ваша шпага, поэтому мы предлагаем вам поручить ее тому, кого вы назначили предводителем вашей свиты.

– Мою шпагу, государь? – вскричал Бурбон, делая шаг назад.

– Да, вашу шпагу, брат мой, – отвечал Генрих III. Король Наваррский оглянулся вокруг. Со всех сторон он был окружен опасностями. Арена, посреди которой он находился, была окружена лесом пик и копий. Над алебардами швейцарцев виднелись секиры шотландцев, а над секирами блестели копья гасконцев д'Эпернона. Направо разворачивался блестящий строй молодых дворян под предводительством Жуаеза, налево виднелась многочисленная свита герцога Неверского. И это было еще не все. Тесные ряды королевской гвардии окружали со всех сторон арену, держа руки на шпагах и устремив глаза на Генриха Бурбона. Увидев все эти враждебные приготовления, он обернулся к своему советнику Росни, стоявшему позади него. Они не обменялись ни одним словом, ни одним жестом, но монарх понял смысл сурового молчания своего советника.

В эту минуту вблизи послышался гром барабанов.

– Слышите! Барабаны! – вскричал Генрих III. – Новые войска входят в Лувр.

– По вашему приказу, государь? – спросил Бурбон с недовольным видом.

– Наши подданные очень заботятся о нашей безопасности, – отвечал уклончиво Генрих.

– Они и должны заботиться, государь, – заметил Бурбон. – Ваше величество так заслуживает их любовь. А когда же французский народ оказывался неблагодарным? Но для чего принимаются все эти меры предосторожности? Неужели Лувр в осаде? Или восстание вспыхнуло среди парижских горожан?

– Нет, брат мой, наш добрый город Париж теперь совершенно спокоен и наше желание – поддерживать с Божьей помощью это спокойствие.

– Вы не можете предполагать, государь, что я защитник смут и беспорядков, – сказал Бурбон. – Я взялся за оружие только для того, чтобы поддержать права моего народа и защитить преследуемую веру, а не для того, чтобы объявить войну вашему величеству. Я всегда готов заключить перемирие с вами, если только будет обеспечена безопасность моих протестантских подданных. Я готов предоставить самого себя в заложники в подтверждение того, что условия договора будут строго выполнены с моей стороны.

– Государь! – вскричал Росни, хватая короля за руку. – Каждое ваше слово – проигранная битва.