Уильям Гаррисон Эйнсворт - Заговор королевы

– Да здравствует обедня! – закричали придворные.

– Вы, слышите, брат мой? – сказал, улыбаясь, Генрих III. – Таковы чувства всякого доброго католика.

– Как! Вы хотите нарушить ваши собственные Законы, государь? – спросил Бурбон. – Помните, что вы обещали вашим протестантским подданным?

– Hacreticis fidis non sarvanda est, – отвечал холодно Генрих III.

– Из этого следует, что ваше королевское слово, данное вами относительно освобождения принцессы Конде, не связывает нисколько вашу податливую совесть? – поинтересовался Бурбон.

– Докажите, что она принцесса, и мы сдержим наше слово, хотя бы она и была еретичкой, брат мой. Представьте нам доказательства, и, я повторяю вам, она будет освобождена.

– Ваше величество может теперь спокойно обещать это, – сказал с презрением Бурбон.

– Если я предоставлю вам эти обязательства до полуночи, сдержите ли вы ваше слово, ваше величество? – спросил, подходя к королю, Кричтон.

Генрих, по-видимому, был в затруднении.

– Вы не можете теперь отступить, государь, – шепнул ему герцог.

– Но, кузен, – отвечал вполголоса король, – мы скорее готовы лишиться короны, чем Эклермонды, а этот шотландец одолеет самого дьявола.

– Но он не одолеет Екатерины Медичи, государь, – сказал герцог, – я предупрежу ее.

– Что же скажете, ваше величество? – спросил Бурбон.

– Наше слово уже дано, – прозвучал ответ.

– Этого достаточно, – произнес, удаляясь, шотландец.

В эту минуту появился виконт Жуаез.

– Вот письмо от ее величества, королевы-матери, – сказал он, подавая Генриху запечатанную записку.

– Черт возьми! – вскричал король, пробежав глазами послание. – Мы действовали слишком поспешно, кузен, – сказал он, обращаясь к герцогу Неверскому. – Ее величество, наша мать, советует нам обращаться с Беарнцем как можно любезнее.

Герцог пожал плечами.

– Это еще не все, – продолжал король. – Она советует нам возвратить ему его шпагу.

– И ваше величество, конечно, исполнит ее желание.

– Ну уж нет, кузен.

– Вспомните о прекрасной Эклермонде, государь.

– Ах да! Вы правы, кузен, – поспешно ответил Генрих. – Это имя заставило нас мгновенно решиться. Мы не знаем, насколько можно доверять вашей истории о рождении этой прекрасной особы. Очень может быть, что все это правда. Но правда это или ложь, ясно одно, что, если мы хотим преуспеть в наших намерениях, мы должны теперь, более чем когда-либо, повиноваться беспрекословно требованиям нашей матери.

– Совершенно справедливо, государь.

– Наша страсть растет от препятствий, которые она встречает, и мы не должны пренебрегать никакими средствами, чтобы достичь нашей цели.

– Первым шагом к этому будет примирение с Беарнцем.

– Это нетрудно устроить, – отвечал Генрих III. – Его гнев так же легко утихает, как и пробуждается. Вы увидите, как легко мы его укротим.

– Подойдите к нам, брат мой, – продолжал он дружеским тоном, приближаясь к Генриху Наваррскому, – мы вас оскорбили и спешим загладить нашу несправедливость.

– Государь! – вскричал Бурбон, бросаясь навстречу Генриху.

– Вашу руку, брат мой.

– Это рука еретика, государь.

– Все равно, это честная рука, и мы хотим ее пожать. Не отнимайте ее, брат мой, мы хотим, чтобы весь наш двор заметил, что мы с вами в дружбе.

– Да здравствует король! – закричали придворные. Этот крик был повторен тысячью голосов.

– Мы лишили вас вашей шпаги! – продолжал Генрих III. – Мы не можем потребовать от шевалье Кричтона вашего подарка, поэтому мы просим вас принять взамен нашу шпагу, – прибавил он, снимая с себя шпагу, эфес которой был украшен бриллиантами, и отдавая ее королю Наваррскому. – Обещайте нам только не обращать ее против французов.

– Я буду носить ее для вашей защиты, – отвечал Бурбон. – Доброта вашего величества не позволяет мне ни минуты сомневаться в вашей искренности, но я был бы очень рад узнать, кому я обязан такой внезапной переменой в ваших чувствах.

– Особе, помощи которой вы вовсе не заслуживали, – отвечал с улыбкой Генрих III, – нашей матери.

– Ей? – вскричал Бурбон.

– Простите нам недостойный прием, который мы вам оказали. Мы были захвачены врасплох вашим появлением и невольно ощутили некоторые опасения, которые это письмо совершенно рассеяло. Мы постараемся исправить нашу ошибку.

– Подарите мне жизнь Флорана Кретьена – и мы квиты, государь.

Эти слова снова повергли в смущение Генриха.

– Его жизнь в руках нашей матери, – сказал он, – обратитесь к ней. Вы с ней, по-видимому, в лучших отношениях. Мы никогда не становимся между ее величеством и предметом ее гнева. Однако постойте! Если вы можете убедить Кретьена отречься от его ереси, мы вам отвечаем за его жизнь.

– Если так, вы подписали его приговор, государь, – сказал, удаляясь, Бурбон.

– Что ты думаешь об этой перемене? – спросил он у своего советника.

– Мне она не нравится, – отвечал Росни. – Дружба этого презренного Ирода опаснее, чем его вражда. Но вы ему доверились?

– Волей-неволей, – сказал Бурбон.

– Как мы сыграли нашу роль, кузен? – спросил Генрих III у герцога Неверского.

– Великолепно, государь, – отвечал герцог.

– Вы льстец. Но нам надоел этот разговор. Приведите сюда нашего пленника и его собаку.

– Берегись, кум, – крикнул Шико, – ты найдешь эту собаку не такой безобидной, как Беарнского медведя.

Блунт, переносивший со стоическим хладнокровием насмешки и удары солдат, сыпавшиеся на него во время беседы двух монархов, был приведен наконец к Генриху III.

Друид следовал за ним так близко, как только позволяла длина веревки, на которой он был привязан.

– Государь, – заметил Жуаез, – прежде чем отдать этого преступника палачу, я полагаю, следовало бы расспросить его о причинах его дерзких действий. Я думаю, – продолжал он вполголоса, наклоняясь к королю, – что у него было какое-то поручение к Беарнцу. В этом случае может быть удастся узнать от него что-нибудь важное.

– Мы попробуем, дитя мое, – отвечал Генрих III, – но мы сомневаемся в успехе. Взгляните на этого человека и скажите мне, способен ли он испугаться угроз. Он скорее погибнет, чем станет изменником.

Слова короля оправдывались. На все вопросы Блунт отвечал молчанием или односложными звуками.

– Отведите его в Шатлэ, – сказал раздраженным тоном Генрих III, – и пусть его подвергнут пытке.

– Она ничего у меня не вырвет, – твердо отвечал англичанин.

– Я найду средство заставить его говорить, – заметил виконт. – Я знаю, чем на него можно подействовать.

И он шепнул несколько слов на ухо королю.

– Да, вы правы, – сказал, смеясь, Генрих, – но не доводите дело до крайностей.

– Позвольте мне действовать, государь, – сказал Жуаез. – Возьми свою шпагу, – прибавил он, обращаясь к солдату, державшему Друида, – и при каждом отказе этого изменника отрубай по конечности у его собаки.