Кирилл Андреев - Миры отверженных. Таураан.

Ольдих отмахнулся. – Ладно-ладно, большой уже. Только тогда послушай своего друга. Ты же не хочешь подставить своего отца?

– Не, не хочу, – согласился мальчик.

Ольдих протянул мальчику нож, – Тогда бери и отчищай днище бочки от винного камня.

Промиус сжал губы, взял нож и начал с ожесточением отскабливать днище бочонка.

Тем временем, на капитанском мостике продолжали стоять Хильдебальд и его помощник. – Трир, скажи мне, а о чём говорила команда, когда узнала, что мы не направляемся в Рим? Как они отреагировали на это?

Помощник поморщился, – Капитан, я бы соврал, если б сказал, что команда это восприняла с воодушевлением. Ворчат, конечно. Но пока всё под контролем. Я не допущу своеволия и хаоса в команде. Можете на меня положиться. Вечером я им выдам двойную порцию вина, так что они успокоятся и заснут. А судя по наступающим переменам, а я в этом хорошо разбираюсь, то завтра, а возможно, уже сегодня ночью, штиль сменится на ветер. И думаю, что не позднее завтрашнего обеда мы будем на месте.

Хильдебальд покачал головой. – И всё же, Трир, я всё равно не понимаю, почему Гейзерих так отнёсся ко мне? Ты же давно со мной, и меня знаешь. Неужели я заслужил такое отношение? В отличие от всех этих придворных подлиз, которые считают Карфаген своей родиной, я ещё не забыл, что главное назначение вандала это быть воином.

– Не знаю, командир, но, видимо, у Гейзериха свои планы. Поговаривают, что с южной стороны, возможно, могут появиться силы, которые нанесут удар по нашей основной группе, которая высадится в Риме. Ведь если бы вы были главнокомандующим, разве вы бы не также поступили, имея такие сведения? Вот поэтому он и выставляет авангард с этой стороны и поставил вас именно сюда, потому что доверяет вам и надеется на вас.

– А ты дипломат, – усмехнулся Хильдебальд. – Умеешь поддержать. Хотя я думаю, что всё совсем не так, как ты описываешь. Ладно, Трир, я доволен твоей работой. Я, в отличие от тебя, в морском деле не очень-то разбираюсь, поэтому здесь всецело доверяю тебе.

Помощник улыбнулся. – Спасибо, командир. А сейчас, если вы позволите, я пойду и объявлю команде о том, что это именно вы распорядились выдать удвоенную порцию выпивки. Им будет приятно знать, что командир о них заботится.

– А ты не прост, Трир, – улыбнулся Хильдебальд. – Ладно, ступай и сделай так.

Глава 4. Монгольские степи. Эрдэнэ.

Бескрайние монгольские степи. Весна в этом году опять выдалась ранняя, жаркая и засушливая. Трава, не успевшая как следует взойти, была уже зелёно-желтого цвета, выжигаемая нестерпимым солнцем, и тянулась до самого горизонта. Заяц-толай, выползший из норы в поисках еды, потерял бдительность и не заметил стелящуюся по земле тень. Стремительным броском беркут вонзил ему острые когти прямо в голову. Проверив, что жертва не шевелится, хищник разбежался и снова поднялся ввысь, принявшись кружить в синей вышине над жертвой. Через какое-то время на горизонте показалась точка, которая по мере приближения приобретала очертания человека, появления которого, видимо, и ожидала птица.

Человек подошёл к убитому зайцу, присел на одно колено и откинул накидку, закрывающую лицо от слепящего солнца. Взору явилось худое морщинистое волевое лицо седой женщины. Старуха подняла голову кверху и свистом позвала беркута. Ловкими и уверенными сильными движениями она вспорола зайцу живот и выпотрошила все внутренности на землю.

– Ты уж потерпи меня, Октай, что не даю его тебе на растерзание, а то ты так всю шкуру испортишь.

Старуха отодвинула в сторону беркута всю требуху и беркут, размахивая крыльями, подскочил к куче и начал жадными рывками раздирать и заглатывать пищу.

Скудная растительность, недостаточная для прокорма скота, вынуждала становище кочевников опять сниматься с места и пускаться на поиски более плодородных земель. Долгие скитания и бесконечные переходы с одного скудного места на такое же, другое, и так уже третий год подряд.

Можно было, конечно, двинуть в сторону Байгаал-далая – Большой воды, но племя было слишком малочисленно, чтобы оказать хоть какое-то давление на другие, более удачливые племена, чтобы те поделились своим охотничьим ареалом. Поэтому и приходилось выбирать из того, что было в засушливых степях. Вот так они и застряли в двух-трёх днях перехода к большой воде.

Уныние, которое было непременным спутником этого племени, на третий год лишений и скитаний уже переполнило чашу терпения и сменилось непременным желанием найти виновных во всех этих бедах. Этим виновным оказалась шаманка Цэрэн, которой и вменили все неудачи и невезение племени, за то, что она, несмотря на все свои камлания и привороты, так и не могла призвать на иссушенную землю хоть самого маленького дождя.

Её даже хотели прогнать, но поскольку других шаманов в племени не было, ей было разрешено остаться, но свою юрту она должна была ставить в некотором отдалении от становища. Цэрэн была крайне нелюдимой и мало с кем разговаривала без особой необходимости, и поэтому решение жить отдельно от всех, её даже обрадовало.

Никто не знал, сколько ей лет, и даже вождь племени помнил её с самого своего детства как немолодого человека. Единственный человек, с кем она вела себя отлично от всех, была её внучка, хотя в действительности она не была её роднёй. Совсем маленькой, ребёнком с вьющимися огненно-рыжими волосами, десять лет назад, её нашли на одном пепелище, посреди разграбленного и сожжённого небольшого поселения. Она лежала среди догорающих костров, в богато отделанной шкуре, а на шее у неё был амулет с каким-то чудным красивым камнем, и при этом она не издавала ни звука. Если бы не Октай, севший рядом с ней, все прошли бы мимо неё.

Цэрэн взяла её к себе и дала имя Эрдэнэ, в честь этого камня, и с этим амулетом девочка никогда не расставалась, почитая его как свой оберег. Вот так они и жили обособленно, вдвоём. Вернее, втроём, третьим был Октай, ручной охотничий беркут, которого Цэрэн подобрала молодым с перебитым крылом и выходила его. Вот благодаря этому умелому охотнику у Цэрэн и Эрдэнэ никогда не переводилось мясо птицы, степных зайцев или других мелких грызунов.

Эрдэнэ брала пример со своей бабушки, и тоже старалась, меньше общаться не только с соплеменниками, но и со своими сверстниками, которые норовили обидеть сироту. Но на всякую обиду, нанесённую ей, она обещала рассказать обо всём Цэрэн, и та призовёт на их головы злых духов, и это почти всегда действовало безотказно, отваживая особо надоедливых. Эрдэнэ предпочитала общению с людьми общение с животным миром, а также играла с фигурками в виде разных зверей и людей, которые делала её бабушка. Это были тотемы и обереги, которые стояли в любой юрте, и защищали её от пришествия злых духов.