Синтия Хэррод-Иглз - Длинная тень

– Но, госпожа, говорят, что он пленник, – твердили слуги, – а около его кровати стоит охрана из датчан.

– Король открыто слушал мессу, – возразила она. – Узникам это не дозволяется. Кроме того, в любом случае он все еще является королем Англии.

Аннунсиата не смогла убедить их, но они согласились остаться в Морлэнде, больше из любви к ней, нежели к королю, который, как им казалось, предал их. На следующий день мятежники предприняли еще одну атаку, и на сей раз удачную. Трудно было представить, откуда их столько набралось: возможно, их сняли с осады иного замка в другой части страны, а может быть, Денби надоело ждать, когда обитатели Морлэнда сдадутся. Выстрелы были редкими и хаотичными, но слуги перепугались, а дети при каждом выстреле жалобно плакали. В Морлэнде не было никаких средств защиты. Будь у них ружья или мушкеты, они могли бы на что-то надеяться, но сейчас им оставалось только смиренно ждать следующего выстрела, когда кто-то из них упадет простреленным. Слуги ворвались к Аннунсиате с криками:

– Мы должны сдаться, госпожа!

– Все бесполезно, госпожа! Надо сдаваться!

– Именем Бога, мадам! Мы не хотим умирать!

– Нет, – отрезала она.

Раздался грохот, зазвенело битое стекло, земля сотряслась под ее ногами. Враг штурмовал ворота.

– Пожалуйста, мадам, пожалуйста, разрешите нам сдаться, пока нас всех не перебили!

Перед ней стояла безутешно рыдающая Доркас с Клевер и Альеной на руках. Младенцы громко плакали.

– Теперь стреляют с другой стороны! – вскричала Доркас. – Уже разрушили классную комнату.

Теперь все было только делом времени. Казалось, что воля Аннунсиаты парализована, и слуги напрасно взывали к ней. Если бы они ушли и оставили ее в покое! Если бы наступила тишина... Она собрала все свои силы.

– Нет. Никогда. Бог спасет короля.

– Это от вас не зависит, – спокойно произнес стоявший рядом с ней отец Клауд. Ужасный грохот заглушал разговор. – Они снесли сторожевую башню и с минуты на минуту будут во дворе.

– Главная дверь не остановит их, – сказал Клемент. Один из молодых людей закричал:

– Я не собираюсь дожидаться, пока меня убьют! Пойдемте, вывесим на лестнице флаг из окна! Быстрее, а то будет поздно!

У дверей что-то загремело. Аннунсиата закричала сразу на всех, не слыша себя и не зная, слышат ли они ее. Слуги собирались сдаваться. Она оглянулась, переводя глаза с одного испуганного лица на другое.

– Отец Клауд! – крикнула она.

– Да, я знаю, – сказал он и быстро вышел из комнаты.

Аннунсиата надеялась, что священник пошел в свое убежище. Теперь остались только ее служанки и дети.

– В мою спальню, – приказала она. – Быстро! Но было слишком поздно. Когда они направились к двери, внизу, у главного входа, раздался ужасный грохот, двери распахнулись, с шумом ударившись о стены, и весь холл заполнили орущие мятежники с чадящими факелами. «Они подожгут часовню», – устало отметила про себя Аннунсиата. Слышался звук ломаемой мебели, звон битых стекол, раздавались сдавленные крики и визги, кто-то застонал, проткнутый насквозь. Волна ярости захлестнула Аннунсиату. Она втолкнула женщин в спальню, чтобы хоть немного обезопасить их.

– Спрячьтесь в гардеробной вместе с детьми! Завалите чем-нибудь дверь! – выкрикнула она.

На стене длинного салона в качестве украшения всегда висело оружие. Сейчас с ковров практически все было снято, чтобы обороняться, оставался висеть только один детский меч, специально выкованный и отлаженный для старшего сына Ральфа, когда он впервые смог взять в руки оружие. Лезвие меча ярко блестело, хотя было не более двух футов в длину. Аннунсиата сняла его со стены и медленно начала спускаться по лестнице.

Мартин и его компаньоны почувствовали леденящий душу страх, когда увидели свой дом с разрушенной пушечным выстрелом сторожевой башней и разбитыми стеклами. Из пустых глазниц часовни валил дым. Они пришпорили взмыленных лошадей, даже на таком расстоянии слыша звуки грабежа и насилия, хотя и не могли знать, что худшее позади. Еще не достигнув замка, они увидели людей, грабивших их дом, и тех, кто с удовольствием наблюдал за этим.

Мост был разобран, остался лишь остов. Мужчины спешились, чтобы перейти его, что отняло еще несколько минут их драгоценного времени. Правда, это же препятствие не позволило разбойникам вывести лошадей. Мятежники в бессильной ярости жестоко изувечили около полудюжины животных прямо у конюшен и, поняв, что здесь им ждать нечего, обратили свой взор на дом.

Ни Мартину, ни Морису, ни Карелли, ни даже старому отцу Сент-Мору, который и вовсе не был вооружен, не пришло в голову, что всех их могут убить. Они влетели в дом как возмездие Божье с мечами наголо, застав в большом холле картину, напоминающую ад: кругом лежали тела убитых и раненых, валялась разбитая мебель и разорванные книги, стоял запах дыма и немытых тел, слышались крики, стоны и лязг оружия. А на верху лестницы, вооруженная маленьким мечом, скорей похожим на игрушечный, стояла Аннунсиата с развевающимися волосами. Лицо ее превратилось в застывшую маску. Она осталась одна, чтобы яростно, крепко сцепив зубы, с этим подобием оружия в руке защищать то, что было ее родным домом, как защищает свою нору обезумевшая лисица.

Произошла короткая, но жестокая схватка. Кое-кто узнал Мартина и поспешил унести ноги. Остальные опешили при виде трех джентльменов, вооруженных мечами, – вид вновь прибывших не оставлял ни малейшего сомнения в их намерениях. Мечи были скрещены, но, когда один из разбойников получил сквозной удар в живот, а двое других были ранены, они решили, что с них достаточно. Карелли и Морис со сверкающими от возбуждения глазами рыскали по дому в поисках других жертв, а Мартин бегом поднялся по лестнице к Аннунсиате. Она стояла, измученная, дрожащая, с широко открытыми глазами, сжав обеими руками игрушечный, уже бесполезный, меч.

Мартин обнял ее. Тело ее от напряжения было твердым, как железо. Она смотрела перед собой невидящими глазами.

– Все в порядке, – сказал он. – Все в порядке. Все уже кончено. Я – здесь. Аннунсиата! Все в порядке.

Медленно, очень медленно Аннунсиата посмотрела на свои руки, побелевшие от напряжения, с которым она стискивала меч, и с усилием стала разжимать пальцы один за другим. Меч выпал из рук и с лязгом покатился по лестнице вниз, где отец Сент-Мор осматривал раненых. Ее начала колотить крупная дрожь, и Мартин обнял ее крепче и сильнее прижал к себе. Волосы Аннунсиаты пахли дымом.

– Мартин? – тихо произнесла она и немного отстранилась, чтобы получше разглядеть его лицо. По щекам Мартина бежали слезы, но Аннунсиата не чувствовала ничего. Ничего, кроме смертельной усталости. – Мартин, – повторила она, – я так устала.