Синтия Хэррод-Иглз - Длинная тень

– Она недавно вышла в сад, господин. Я не видел, чтобы она возвращалась, видимо, все еще гуляет. Послать за ней кого-нибудь?

– Нет, нет. Все в порядке. Я сам ее найду, – ответил Хьюго.

Солнце шло к закату, в саду становилось прохладнее. Надо пойти и попросить ее вернуться в дом, иначе она может простудиться. Хьюго считал это уважительной причиной для того, чтобы побеспокоить мать и не вызвать ее гнева, поскольку она никогда не церемонилась, если он являлся без вызова.

Больше всего Аннунсиата любила итальянский сад, потому что розы никогда ей не нравились. Хьюго направился туда. Может быть, мать будет в хорошем настроении и не сразу отошлет его, и ему удастся узнать о цели ее тайных поездок и со временем хоть как-то облегчить ее ношу. Он повернул за угол высокого темного забора и в одной из ниш увидел свою мать и Мартина, стоявших рядом.

Он все понял – в мозгу словно молния сверкнула. Они стояли лицом друг к другу. Хьюго заметил, как всегда замечаешь мельчайшие детали в момент сильного напряжения, что они точно одного роста и настолько одинаково сложены, что могли быть близнецами. Они держались за руки и разговаривали, но понимание пришло не поэтому. Он видел, как они смотрели друг на друга. Так могут смотреть только влюбленные, возлюбленные, любовники. Однажды видевший это никогда не ошибется. Казалось, сам воздух вокруг кричал об их любви.

Но тут они заметили его и одновременно повернули головы. Их руки расцепились, но они даже не двинулись с места. Хьюго не видел выражение лица Мартина, поскольку смотрел только на мать. Гримаса удивления сменилась испугом, затем ее лицо стало хмурым, как осенняя туча. Ужас овладел его сердцем. Первое впечатление было правильным – она встречалась с любовником. Его мать! Его мать шла пешком по улицам Йорка! Его мать шла на любовное свидание в какой-то вонючий маленький домик! Как простолюдинка! Волна бешеного гнева захлестнула Хьюго, но гнев был направлен не на нее. Разве он мог чувствовать к ней что-то, кроме любви и обожания? Его ярость предназначалась человеку, предавшему их обоих! Мартин, его друг, его идеал, заставил мать пойти на такую мерзость.

– Я никогда не поверил бы в это, – медленно сказал он, – если бы не видел собственными глазами.

И Хьюго уставился на Мартина. Лицо брата было печальным и грустным, но он не произнес ни слова. Зато мать сказала звенящим от ярости голосом:

– И что же ты видел?! Что тебе пришло в голову?

– Я сегодня поехал за вами, мама, – сказал Хьюго, не отводя глаз от лица Мартина. – Я так боялся, что вы из-за чего-то страдаете. Я так хотел вам помочь.

– Ты? Помочь? Ты никогда в жизни не помог ни одному человеку. Как ты посмел преследовать меня? Как ты смел идти за мной, подобно вору? Неужели я не имею права на уединение?

Он, казалось, не слышал се.

– Я шел за вами до самого дома. Я думал, что вы посещаете римскую мессу. Потом я решил, что вы встречаетесь с любовником. Кажется, второе предположение оказалось верным.

Хьюго сделал шаг по направлению к Мартину, и его гнев выплеснулся наружу.

– Подонок! Презренный подонок! Так обесчестить мою мать! Ты оскорбил се! Когда я думаю о том, что ты посмел обратить на нее свой гнусный взор... А ведь она твоя приемная мать! Как тебе не стыдно? Неужели у тебя не осталось ничего святого? Знать, что она пешком идет одна по грязным улицам города, как какая-то... Моя мать! Графиня Чельмсфорд! А ты... Ты – ничтожество! Как ты посмел допустить мысль... посмотреть на нее! Ты заплатишь за это жизнью!

Он вытащил меч. Лицо Мартина напряглось, ноздри широко раздувались, но он по-прежнему молчал. Аннунсиата встала между ними, исполненная гнева и страха.

– Нет! Убери меч! Хьюго, ты – дурак! Неужели ты убьешь своего брата?

– Моего брата?! – голос сорвался на высокой ноте, и Хьюго уставился на нее почти с ненавистью. – И вы, мадам, напоминаете, кем он мне приходится! А раньше вы об этом не вспоминали? Ваш приемный сын, мадам! Ведь это – инцест! А ты? Ты был моим другом, по крайней мере, я так думал! – Он обошел Аннунсиату и опять приблизился к Мартину. – Как долго ты будешь нарушать наш мир? Это что – ревность? Неужели тебе не дает покоя то, что она заняла место твоей матери? Где твое оружие?! Или ты трус? Вор! Соблазнитель!

– Нет, я запрещаю! Мартин, ты не будешь драться! – воскликнула Аннунсиата. – Хьюго, я запрещаю это!

– Отойдите в сторону, мама, – процедил Хьюго сквозь зубы.

Рука Мартина лежала на рукоятке меча, а лицо было жестким и печальным – он понимал, что поединка не избежать.

– Отойдите в сторону и позвольте мне защитить вашу честь и достоинство! – произнес Хьюго.

Аннунсиата замерла. Она понимала, что больше ничего не может предпринять, что все ее попытки оказались напрасными, и, едва сдерживая ярость, отошла в сторону.

– Так тому и быть, – тихо сказал ей Мартин. Она посмотрела на него широко открытыми глазами.

– Становись и защищайся! – сказал Хьюго. – Или я убью тебя на том месте, где ты стоишь, как последнюю собаку.

– Нет! Нет! – снова закричала Аннунсиата, но Мартин осторожно отодвинул ее и обнажил меч.

– Это должно было случиться, – снова повторил он. – Теперь его не остановишь.

– Он убьет тебя! – закричала Аннунсиата, и было непонятно, к кому она обращается.

– Отойди в сторону, – повторил Мартин, наблюдая за Хьюго и становясь в позицию.

Аннунсиата дико озиралась, не зная, кричать ли ей или пойти за помощью. Ведь должен же кто-нибудь остановить их! Но она не могла заставить себя сдвинуться с места, когда сверкающие лезвия мечей, на конце которых балансировали жизнь и смерть этих двух близких ей мужчин, заблестели на солнце. Они кружили, как вороны, на одном месте, и она отошла в сторону. Ее глаза были широко раскрыты от ужаса, руки прижаты к горлу, как будто удерживали крик, рвущийся из груди, сердце, как испуганная птичка, бешено колотилось о ребра, дыхание было тяжелым и сдавленным.

Лицо Хьюго потемнело от бешенства – казалось, он совсем потерял рассудок. Мартин, напротив, был бледен и спокоен, как будто уже давно определил для себя исход поединка. Надо быть очень осторожным, надо постараться не причинить вреда Хьюго. Но Хьюго сделает все, чтобы убить его. Хьюго сделал резкий выпад и нанес Мартину серию ударов. Аннунсиата не смогла сдержать крик. Мартин спокойно парировал удары. Хьюго был профессиональным воином и не раз сражался за свою жизнь, тогда как Мартин обнажал меч только ради искусства и никогда – со злостью. Ярость Хьюго работала против него, Мартин же был холоден и осторожен. Еще один выпад, резкий звон клинков, скрестившихся на узком пространстве между изгородями... Белые статуи, стоявшие во всех нишах, как безмолвные свидетели, наблюдали за ходом поединка.