Коре Холт - Конунг. Властитель и раб

Теперь они не знали, будет ли законно утопить меня. Правда, я изменила мужу, пока он жил, но может ли он требовать моей смерти, если умер раньше меня? Они были умными и рассудительными. Долго совещались. Я сидела рядом и слушала. Тут прибежал еще один юноша, крича: «Корабли конунга Сверрира приближаются к фьорду!»

Они помчались назад, я последовала за ними, но без радости. Они ушли в горы. А я здесь.

Она смотрела на него.

– Ты красивая, Сигрид… – сказал он.

Она не ответила, но взяла полено и положила в огонь.

Он встал и направился к ней, но вдруг повернулся и побежал к опушке. Велел юношам идти дальше в лес и караулить там. Он вернулся и плакал, прильнув к ней. Ругался и плакал – она не пошевелилась, – взял нож и воткнул в дверной косяк, бранясь, призывая смерть на голову конунга Сверрира и его людей.

– Ведаешь ли ты, что жажда власти разлилась, как яд, в его глазах, Сигрид, когда он смотрит на былинки травы, те чахнут и вянут? Он может одарить серебром – чтобы получить власть, пасть на колени перед Господом и следовать его слову – чтобы получить власть, всадить нож в женщину и повернуть его в ране – чтобы выпытать из нее единственное слово, которое должен знать, чтобы не потерять власть. Таков он!

– Теперь ты лжешь, – сказала она.

– Нет! – выкрикнул он и хотел полоснуть лезвием ножа по запястью, чтобы прочертить собственной кровью на лице и сказать: «Пусть там останется моя кровь, пока я не увижу его крови!»

Но она оттолкнула его руку с ножом, и тот, зазвенев, вонзился в дверной косяк.

Теперь он все высказал и дрожит. Она снова встает и подбрасывает полено в огонь.

– Поджигаешь, так поджигай, – говорит она, – я не хочу, чтобы ты трудился, высекая огонь во второй раз.

Он встает на колени и бьется лбом оземь, молится, но не теми словами, какие употребляют священник или конунг.

– Мы можем пойти в горы? – вдруг спрашивает она. – Я знаю тропинки в горы. Недавно, – говорит она и слабо улыбается, – я пришла оттуда.

Тут один из парнишек кричит из леса:

– Смотрите туда!

Они смотрят в долину, над самой верхней деревушкой поднимается дым. Один из юношей опять кричит:

– Смотрите туда!

Он указывает, и они говорят:

– Горит на юге в долине.

Тут она хватает его, но он вырывается. Она кидается ему в ноги и цепляется за них, он пинает ее в лицо и освобождается. Приходят Эйвинд и Тор.

– Вон отсюда, вы! – кричит Хельги. Хватает головню и перешагивает через нее, она больше не сопротивляется, когда он швыряет головню в сухую дерновую крышу. Огонь разгорается.

– Отважные люди у конунга Сверрира, – говорит она.

– Подвинься! – отзывается он. Она отходит, и он несет огонь в хлев и конюшню. Скоро усадьба полыхает.

Только чулан еще невредим. Она возникает перед ним и говорит:

– Ты видишь, что я ношу дитя? А кто отец?

Он не отвечает. Она говорит, что усадьба горит, и если чулан останется, конунг об этом не узнает. И юноши тоже. Дым скроет все. Дым скрывает теперь и его, и ее.

Она говорит:

– Не я умоляю тебя. Наш ребенок сегодня молит тебя.

Он хватает головню и обходит Сигрид, та провожает его взглядом, он бросает огонь в сухой дерн на крыше чулана. И бежит прочь от нее. Нерадостным спускается он в долину.

Посылает юношей вперед и пережидает. Вечер застает его в лесу. Он слышит, как спускаются люди конунга Сверрира, большинство из них недовольны, мало взяли, лишь немногие тяжело груженые. Когда опускается ночь, он сидит под деревом, вновь горит одна звезда. Тут к нему приходит она…

Она держит нож и хочет его вонзить, он ползет прочь, чем быстрее ползет он, тем быстрее догоняет она. Но все время между ними один шаг, она ударяет дважды и оба раза метко.

– Этот удар был в тебя, – говорит она. – А этот удар был в него.

– Кто это он? – спрашивает Хельги.

– Он – это наш сын, – отвечает она.

– Ты можешь знать, что будет сын? – спрашивает он.

– Могу, – отвечает она, продолжая ползти за ним по лесу.

Две раны кровоточат, она слизывает кровь. Все лицо делается красным, потом она голая и прикрывается его кровью.

– Наш сын теперь мертв? – спрашивает он.

– Нет еще, – отвечает она. Он ползет дальше и кричит, а она растет и становится облаком, и из облаков появляется сын.

Сначала он маленький беленький мальчик, потом большой мальчик, у него начинают кровоточить раны, которых больше, чем у отца. У него нож. Он вонзает нож в отца – медленно, погружает и вынимает, говорит: подожди немного, мне нужно наточить.

– Разве ты не носил мешок с точильными камнями для людей конунга Сверрира?

Хельги должен сбегать за мешком, он истекает кровью и тяжело дышит. Мальчик достает один камень и точит нож.

– Ложись, – говорит он отцу. Отец ложится. Возвращается она.

– А мы не поведем его в горы? – спрашивает она. – Там есть озеро.

– Мы лучше заколем его, – говорит сын.

Он колет медленно, опять вынимает нож и бранится, потому что нож не режет. Снова достает точильный камень.

– Ну теперь? – кричит он и закалывает отца.

Отец ползет к водопаду, рокот которого он слышит, и хочет прыгнуть туда, чтобы смыть с себя кровь. Тут мимо проходят двое людей конунга Сверрира. Они трясут его и говорят:

– Ты отыскал пива, которого мы не нашли?

– Да, – отвечает он и плетется за ними.

Вся долина пахнет гарью.

Потом Хельги рассказал это мне.

Конунг поблагодарил людей, и они уплыли из фьорда.

Кольцо безмолвных людей и Сверрир, конунг Норвегии.

Конунг сидит у берега и ест, струги рядом на якоре. Фьорд у хребта Фимрейти сверкает, как серебряное зеркало, счастливой обладательницей которого может быть только дочь конунга. Усадьбы вокруг фьорда еще не сожжены. Но над Сокнадалем и Лусакаупангом поднимаются дымы, и кое-где загорелись леса. Легкий ветер с севера проносит запах гари. От нас всех исходит запах гари.

Но конунг ест. Он повелел накрыть на плоском камне на берегу, чтобы все могли видеть: вот поджигатель, человек с далеких островов, конунг Норвегии. Прежде он всегда ел среди своих людей. Сегодня нет. Он строго выговаривает Кормильцу, что человек, накрывающий стол для конунга, не припас ничего получше. Конунг сердито выплескивает пиво и кричит, что оно слишком слабое: разве у тебя нет чего-нибудь обжигающего губы? Но у Кормильца такого нет. Конунг орет, чтобы послали людей:

– Неужели в усадьбах Согнефьорда нет пива, я, конунг Норвегии, и не получу пива?

Никто не отвечает. Но Свиной Стефан кивает паре своих людей. Те неохотно садятся в лодку, чтобы переплыть фьорд и раздобыть еды в каком-нибудь Богом забытом дворе у подножья гор. В ближайшей усадьбе они все находят.

Никто не приближается к конунгу. Тогда он посылает за мной. Я не хочу, но подхожу. Впервые я предпочел компанию дружинников, а не его.