Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень со львом

Франсуа поставил дату, пометил, что письмо написано в Пюи, и подписался своим полным титулом, включая и звание испанского гранда. Затем кликнул стражника и вручил ему пакет. Тот поклонился и исчез.

Оставшись один, Франсуа услышал голос — голос Ариетты. Он звучал где-то совсем рядом, все с тем же легким, очаровательным акцентом.

— Прощайте, мессир Лев…

Франсуа бросился наружу. И не увидел ничего, кроме белых птиц, исчезающих в небе. Но это единственное видение исторгло у него слезы. Голубка! Она улетала от него. Он закричал:

— Вернись!..

Небеса были пусты. Франсуа закашлялся, его сотряс приступ озноба, гораздо более сильный, чем все прочие. Он вернулся в палатку и рухнул на походную кровать. Некоторое время спустя солдаты, заметив его состояние, перенесли его на постоялый двор, где больному предоставили комнату. Франсуа погрузился в тяжелый сон…

Он вновь обнаружил себя на лестнице. Он не хотел вступать на нее, но у него не было выбора. Оказавшись на ступенях, он стал подниматься, однако они опускались сами по себе, и он тоже опускался вместе с ними — все ниже и ниже… Открылась дверь. Франсуа не хотел переступать через порог, но его толкнули в спину… Он оказался в комнате, кишащей змеями. Он закричал и проснулся…

Прибежал хозяин и, видя состояние умирающего, вызвал лекаря и священника. Но Франсуа прогнал обоих. То, что с ним произошло, не в силах были исцелить ни медицина, ни религия… Черный сон! Франсуа только что видел черный сон, от которого его могла защитить одна лишь Ариетта. Невероятным усилием воли он вспомнил тот последний раз, когда видел его, свой черный сон. Франсуа тогда был с Жилеттой, в тот самый день, когда вернулся в Париж в свите Карла V 2 августа 1358 года. А сегодня 2 августа 1380-го.

Терзаемый болезнью, Франсуа в течение многих дней считал, что умирает. Однако 20 августа лихорадка вдруг оставила его. Больной был крайне слаб. Он не способен был говорить и едва мог шевельнуть рукой, но ум оправился раньше тела, и к Франсуа тотчас же вернулась боль.

Ариетта умерла. Его горе было безгранично. Он любил ее всем своим существом. Вспоминая начало их любви, Франсуа всегда закрывал глаза, потому что в тот первый раз он тоже ее не видел… Невидимая голубка с зелеными глазами опять говорила ему: «Добрый вечер, мессир Лев». Потом — та странная история, которую она читала Французской Мадам. Хертфордский лабиринт и ее голос, когда он лежал в лодке. «Достаточно все время двигаться под уклон. По Ли — в Темзу, по Темзе — в море, по морю — во Францию…» Видение, описанное Туссеном, — богиня любви, закованная в железо, которая вышла вместо него на бой, чтобы спасти его…

Но самыми прекрасными воспоминаниями были, естественно, те, что касались виденного его собственными глазами: утро после первой брачной ночи, когда он обнаружил под ее правой грудью метку любви; их ночь в заброшенном замковом крыле, когда, завернувшись в звериные шкуры, она раз и навсегда одержала над ним верх… Ариетта дерзкая, торжествующая, бесстыжая, дикая, яростная; Ариетта, атакующая его на всем скаку, когда он вернулся из Испании, — с рыжими волосами, развевающимися за спиной, словно шелковые ленты на навершии шлема. Ариетта, рыцарь с огненным султаном, всегда побеждавшая его! Ариетта, его сокровенное, трепетное и неизменное поражение!

В эти печальные дни Ариетта не просто присутствовала рядом — она звучала в нем подобно музыке, и эти звуки, как он уже предчувствовал, будут сопровождать его всю жизнь, пока она не закончится… От этого Франсуа впадал в еще большее отчаяние. Напрасно он считал и пересчитывал — он вынужден был сознаться, что бывал у семейного очага гораздо реже, чем на войне… А она, несмотря ни на что, продолжала улыбаться! Каждый раз, расставаясь, Ариетта неизменно была все той же — веселой, дерзкой и шаловливой. Теперь-то он отдавал себе отчет в том, каких усилий ей это стоило! Только их последнее прощание было трагическим. Потому, без сомнения, что она предчувствовала: им не суждено больше свидеться.

А все эти женщины, которых он узнал уже после их встречи: Жилетта из Берси, Роза де Флёрен, Анжелика, Леонора, Сарацинка, Юдифь из Гранады… Франсуа докапывался до самых глубин своего сознания. Он, может быть, и хотел бы себе сказать, что между ним и всеми этими женщинами была лишь чувственная связь, что он не уделил им ничего от самого себя, но это было бы неправдой. Он вынужден был признаться, что одну из них он все же любил: Розу де Флёрен…

Но не во время их первой ночи, когда, окутанный ароматом роз Уарда, он открыл свой женский идеал! Вовсе не ту, пышную, пламенную Розу, увлекшую его в дивный круговорот, любил он. Нет, это случилось двадцать лет спустя, когда Франсуа встретил стареющую женщину, которая, сидя вместе с ним, слушала юношу, говорящего в пустоту… Во взгляде, который он устремил тогда на Розу, была именно любовь. В тот вечер в первый и последний раз Франсуа изменил Ариетте.

Осознав это, Франсуа был ошеломлен, но поделать с собой уже ничего не мог. Нельзя идти против велений собственного сердца. Однако он дал себе клятву: никогда, что бы ни случилось, он не женится вновь. Ариетта навсегда останется его единственной женой…

Франсуа захотелось перечитать письмо, рассказывающее о ее смерти. Он хотел запечатлеть его в душе со всеми подробностями, чтобы в этом обрести последнюю близость с ней, пусть даже причиняющую боль.

Он в избытке нашел там все те чувства, которых искал. Однако, читая и перечитывая письмо Луи, Франсуа был поражен также кое-чем другим: каким достоинством, чистотой и сдержанным волнением оно дышало! Луи любил свою мать, это ощущалось в каждой строчке его письма. Он любил также и своего отца. Он сочувствовал его боли, он выражал это серьезно и сдержанно, как и подобает мужчине.

Луи… А не был ли Франсуа ужасно виноват перед своим сыном? Не оттолкнул ли он его лишь потому, что тот не похож на него самого? Франсуа решил, что у Луи нет сердца, и попытался силой навязать ему чувствительность. Франсуа пытался переломить характер Луи. Ведра воды при побудке, марш-броски по снегу, карцеры графа де Танкарвиля — вот все, что он нашел для его воспитания. Этим ему удалось только ожесточить мальчика, вынудить его еще больше замкнуться в себе, а он, быть может, ждал всего лишь улыбки, слова любви… Да, Франсуа виноват. Но что теперь поделать? Уже слишком поздно.

Франсуа еще глубже погрузился в уныние. Лишь одно помешало ему окончательно утонуть в печали — судьба брата. Только ради Жана Франсуа хотел выздороветь. И поэтому он отчаивался, видя, что по-прежнему прикован к постели. Слишком медленно возвращаются к нему силы! Ведь если он отправится в дорогу слишком поздно, то не успеет в Рим вовремя и Жан из-за него познает самую ужасную из смертей…