Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень с волком

— Настоятельно прошу вас… Уверен, вы припасли для меня нечто необыкновенное!

Адам задумался. «Нечто необыкновенное»… Если бы ему удалось поразить своего гостя, ослепить его, он бы столько всего добился… И внезапно Адам нашел решение. Он хлопнул в ладоши:

— Приведите Олимпу!

Через несколько минут великанша была на месте. Она робко остановилась прямо перед герцогом. Филипп Добрый поднялся. Его лицо оказалось как раз на уровне великанского бюста.

Груди Олимпы всегда были необъятными, но теперь, когда она стала кормящей матерью, их размеры превосходили любое воображение.

Филипп пробормотал:

— Невероятно! Потрясающе!

Затем он дружески хлопнул Адама по спине.

— Этого я никогда не забуду, сир де Сомбреном!

И с громким смехом удалился в сопровождении Олимпы в комнату, которая была приготовлена специально для них.

На следующий день герцог и герцогиня Бургундские вернулись в Дижон; Филипп Добрый осыпал Олимпу и Мышонка золотом и заверил Адама, что тот всегда может рассчитывать на него.

Как только герцог отбыл, Полыхай вернулся со своей пленницей. Адам и Лилит схватили ее и привели в свою спальню. Адам открыл люк, Лилит втолкнула туда Еву, и началось то, что они цинично называли «святой агонией» своей жертвы.

Еве давали пить, но лишили ее еды: ей предстояло умереть от голода. Днем яма была закрыта тяжелой плитой, чтобы оттуда не доносились крики; вечером камень поднимали, чтобы проветрить тюрьму, и парочка мучителей могла вдоволь насладиться жалобами пленницы.

Ева де ля Сент-Агони прилагала все усилия, чтобы сохранить достоинство. Превозмогая слабость, она беспрерывно молилась. Тем не менее, она не могла сдержать мучительных стонов, когда Лилит подносила к яме ее сына, чтобы мать услышала детский плач; мучительница проделывала это довольно часто, испытывая дикую, первобытную радость. В эти минуты крик пленницы, доносившийся из ямы, звучал поистине страшно.

Будучи свидетелем этих пыток, физических и душевных, Адам не испытывал такой радости, как его подруга. Он нисколько не сочувствовал Еве, которая давно была ему противна с ее жертвенным видом, но он думал о ребенке. Кто знает, действительно ли такая крошка совсем не понимает происходящего? А вдруг в каком-нибудь из тайных закоулков своей младенческой души ребенок сохранит воспоминания о муках, которым подвергалась его родная мать? Предположение было, конечно, абсурдным, но Адам все равно не мог не думать об этом…

Накануне Рождества 1420 года стало очевидно, что Ева находится при последнем издыхании. Лилит, несмотря на пост, который она вместе с Адамом строго соблюдала в тот день, была в прекрасном настроении и почти всю ночь издевалась над пленницей, показывая ей Филиппа через дыру в полу. Демоница громко хохотала при виде отчаяния матери. Лилит не замечала, что Адам отворачивается, чтобы только не видеть этого зрелища…

Ева умерла в первый день нового, 1421 года, после двух месяцев «святой агонии». Последними ее словами была мольба: она просила у Господа быстрой смерти для своего сына, ибо лучше умереть, чем быть воспитанным такими чудовищами.

Они навсегда закрыли плиту подземной тюрьмы, замуровав умершую. И началась их счастливая жизнь с тем, кого все окружающие считали их ребенком.

Однако кое-что все же изменилось. Они не говорили об этом друг с другом, скрывая свои истинные мысли.

Смерть Евы была совершенно безразлична Адаму. Но вот другая мысль оказалась для него невыносимой: глупую монашку мучили как раз в том самом месте, где жила и скончалась Золотая Госпожа. Он боялся, что призрак куколки оскорблен этим и будет упрекать его до конца жизни.

И даже находиться в самой этой комнате, где он познал столько счастья, стало для него нестерпимо. Они спали над могилой, они занимались любовью над могилой. То, что испытывал Адам, отнюдь не было угрызениями совести, это было отвращение. Труп жертвы отравлял Адаму все удовольствие от любви… Много раз ему снилось, что Ева выходит из своей тюрьмы-могилы, отвратительная, разложившаяся, и требует, чтобы он соединился с нею брачными узами. Адам просыпался в холодном поту. А Лилит ничего не замечала: она спала спокойно.

Демоница, напротив, расцветала день ото дня. Она осознавала, что превратилась в истинную Царицу Ночи, одним из определений которой было «Сумрачная мать».

О, Лилит и была сумрачной матерью — в самом зловещем смысле этого понятия. Она преступно завладела ребенком. Это существо, которому она готова была подарить всю свою любовь, так никогда и не узнает, что в действительности явилось причиной смерти своей истинной матери… Лилит будет любить Филиппа; она будет любить его в десятки раз сильнее, чем если бы он был ее собственным ребенком. Любовь заменит родственные узы, которых не существовало.

***

Наступили прекрасные весенние дни. На диком винограде, который обвивал стены Сомбренома, появились яркие зеленые листья; в полях засуетились крестьяне; вскормленный Олимпой младенец, наследник хозяев поместья, быстро рос и развивался, и Лилит сияла от счастья.

Но сам хозяин замка был угрюм. После смерти Евы и ввиду отсутствия каких бы то ни было поручений от бургундского двора для него наступило время бездействия. По прошествии нескольких ничем не заполненных дней его стали посещать мысли, которые вскоре превратились в навязчивую идею.

Адам хотел отправиться в Вивре, чтобы сразиться там с отцом. Отношение короля Англии глубоко ранило его. Коль скоро его отвергают и в его услугах не нуждаются, он займется личными делами!

В начале мая Адам понял, что больше так продолжаться не может, и вызвал Полыхая.

— Ты готов сопровождать меня в Бретань со своими людьми?

Чернобородый колосс низко поклонился.

— Я обязан вам жизнью, монсеньор. Я готов следовать за вами на край света.

— Нужно, чтобы вы сняли одежду стражников и опять переоделись в бандитов.

— Нет ничего проще.

Адам поблагодарил Полыхая, и тот удалился. Последняя предосторожность была необходима. В самом деле, в Бретани, независимой провинции, держащейся нейтралитета, Адам де Сомбреном не смел появиться в качестве бургундского рыцаря. Но он прекрасно мог выдать своих людей за одну из тех банд головорезов, которые, воспользовавшись возобновлением военных действий, опустошали страну.

Как только этот момент был улажен, Адаму осталось убедить Лилит. Он предвидел, что это будет непросто, и не ошибся. Подруга категорически заявила:

— Не ходи туда!

Это был истинный крик души. Удивленный такой горячностью, Адам попросил объяснить, в чем дело. Лилит встряхнула длинными черными волосами.

— Маго тебе запретила. Она сказала, что твой отец сильнее тебя.