Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех cвятых. Цикламор

– Это серьезно? Я смогу вернуться на войну?

Сабина медлила с ответом. Она смотрела на него внимательно и восхищенно.

– До чего же вы не похожи на них! У них на уме одни только удовольствия, а вы даже раненый думаете о долге.

Где-то совсем близко ударила молния. Загремело. Девушка даже не вздрогнула.

– Они говорят громко, хотя им нечего сказать, а вы молчаливы, но слышно только вас…

Он по-прежнему вопросительно смотрел на нее. Она улыбнулась.

– Успокойтесь, это несерьезно. Я вас вылечу. И к тому же война продолжится не завтра.

Изидор приподнялся на локтях и только теперь заметил, где находится. Он был в роскошном покое с изысканным убранством. На стене висела великолепная картина, изображавшая невиданных зверей в каком-то дивном саду. Рисунок был замысловатый, немного напоминавший сарацинские узоры. И он среди всего этого – на постели, весь мокрый и окровавленный… Изидор хотел встать, но не смог.

– Что вы делаете?

– Хочу пойти к себе. Негоже мне здесь оставаться.

– Это комната моего отца, лучшего и мудрейшего из людей. Здесь вы на своем месте.

Изидор Ланфан пришел в смятение.

– Вы смеетесь надо мной! Моя мать была нянькой при детях герцога Орлеанского во дворце Сент-Поль. А кто мой отец, я даже не знаю.

– Вы были воспитаны при дворе королей Франции и герцогов Орлеанских. Теперь я ничуть не удивляюсь вашему благородству.

– О каком благородстве вы говорите? Это рыцари, ваши гости благородны, но не я.

Ценой отчаянного усилия Изидору удалось встать. Он сделал шаг, но Сабина Лекюрель преградила ему путь.

– Вы слышали о встрече Девственницы и дофина в Шиноне?

– Кто этого не слышал? При чем тут она?

– Когда Девственница вошла в парадный зал Шпионского замка, там было полно народа. Не меньше трехсот рыцарей, один знатнее другого. Дофин был одет скромно и не имел на себе никаких знаков королевского достоинства. Однако Девственница направилась прямо к нему, без колебаний. Дофин попробовал испытать ее. Указал на какого-то богато одетого сеньора, стоявшего рядом. «Я не король, – сказал он ей. – Вот король». Но Жанна не послушала. Опустилась перед ним на колени и сказала…

Произнося эти слова, Сабина сама опустилась на колени. Потом подняла глаза на мокрого Изидора.

– Богом клянусь, это – вы, и никто другой…

Когда Анн добрался до замеченного из лесу замка, гроза уже стихала. Под последними каплями дождя он прошел по подъемному мосту и вступил на пустынный двор. Он решил, что обитатели замка, видимо, укрылись где-нибудь и скоро выйдут. Позвал, но никто не появился. Анна это не слишком удивило: сон наверняка продолжался.

Оказавшись перед часовней, он толкнул дверь. Ему требовалось собраться с мыслями, а также попросить у Господа помощи в своих поисках. Конечно, в церкви тоже никого не оказалось. Анн дошел до хоров и там вдруг подумал, что его сон (если это сон) и вправду принимает странный оборот…

Все витражи – впрочем, довольно красивые – изображали обычные религиозные сцены. Все, кроме одного, расположенного прямо за алтарем. Он был из белого стекла, а посредине его красовался красно-черный щит, разделенный по диагонали, «раскроенный на пасти и песок»!

На какой-то миг Анн решил было, что это герб владельцев замка, но потом вспомнил, что такое невозможно, по крайней мере, на землях французского королевства. Так что перед ним, несомненно, был герб Вивре. Что бы это значило?

Сзади послышались чьи-то шаги. Анн быстро обернулся. Подошедшему было лет сорок. Явно кто-то из челяди. Анн успокоился: теперь-то он узнает, в чем тут дело! Вместе они вышли из часовни.

Человек представился:

– Я Мартен Белло, управляющий замком Флёрен. Сам замок принадлежит епископу Кошону. В гарнизоне были одни англичане, они ушли, когда узнали о коронации государя. С тех пор я тут один с несколькими слугами. Вы французский рыцарь?

– Да. Меня зовут Анн…

Он собирался сказать «де Невиль», но передумал.

– …де Вивре.

К его большому удивлению, Мартен Белло не проявил никакой особой реакции.

– Добро пожаловать, монсеньор. Я добрый патриот.

– Имя «Вивре» вам ничего не говорит?

– Нет. Сожалею.

– Однако же герб Вивре изображен в вашей часовне.

На этот раз управляющий удивился.

– Так вы – потомок того жакерийского рыцаря?

Анн знал, что его прадед в свое время отбивался от восставших крестьян в эпоху Жакерии, ужасного крестьянского бунта. Поэтому юноша утвердительно кивнул.

Тогда Мартен Белло рассказал, что у Розы де Флёрен, последней, носившей это имя, родился незаконный сын от рыцаря, защитившего ее во время Жакерии. Это случилось в те времена, когда ее муж был пленником в Англии. Потом этот сын погиб на войне, а сама Роза заразилась проказой. Эта дама завещала все свое имущество епископству Бове, но, прежде чем удалиться в лепрозорий, наказала, чтобы в часовне поместили герб рыцаря ее сердца. Имени его она не назвала, и оно осталось неизвестным…

Анн решил провести во Флёрене несколько дней, остававшихся до праздника Святой Любви. Он отдохнул и подкрепился, поскольку со дня своего ухода довольно плохо спал и практически ничего не ел.

Попытка встретить Теодору привела его к тому, чего он был лишен: к Вивре. Стоит ли удивляться этому? Ведь поиски Теодоры де Куссон были вместе с тем и поисками самого себя, и в итоге его ожидает – он уповал на это – возврат к утраченному единству своей личности…

С исполненным веры сердцем пустился он в путь утром 9 августа. Вновь с наслаждением любовался пейзажем, исполненным изящества, прелести и тайны. Это была область Валуа, вотчина королей Франции, где билось сердце страны и где в названиях самых скромных деревенек звучало что-то аристократическое и даже королевское: Флёрен, Версиньи, Мортфонтен, Ле-Лиз, Ла-Шапель-ан-Серваль.

Анн не видел Мортфонтена. Он добрался туда в сумерках, и костры праздника Святой Любви уже горели за околицей деревни. Молодой человек приблизился к ним без особой спешки. Он не ожидал никакого сюрприза. И никакой неожиданности не случилось. Просто Теодора стояла у костра, спиной к нему. Ее силуэт четко вырисовывался в языках пламени. Она решила появиться так же, как и в первый раз, когда он увидел ее перед камином в парадном зале Куссона, когда еще считал, что она – Альенора д'Утремер. Тогда на ней был плащ из волчьих шкур, укрывавший ее с головы до пят.

Альенора… Он совершенно забыл о ее существовании. Как же все это теперь далеко, в другой вселенной! Но Теодора права, пробудив в нем давнее воспоминание: все неприятное, что оно еще могло заключать в себе, отныне стерто навсегда… Анн не стал окликать ее, потому что это было ни к чему. И тут, совершенно естественно, она обернулась сама.