Саймон Скэрроу - Добыча золотого орла. Пророчество орла

Катон пригрозил жезлом паре солдат, чье ворчание достигло его слуха.

– А ну, тихо!

Бойцы – видавшие виды ветераны – умолкли, но, перед тем как отвернуться, одарили центуриона презрительными взглядами. На миг Катона охватила холодная горькая ярость, и он чуть было не приказал наглецам вернуться, чтобы наказать их за дерзость. Легионер обязан уважать командира, если не как личность, то как старшего по званию и положению. Но пока Катон об этом думал, двое ветеранов уже исчезли в кругу других бойцов центурии, и предпринимать что-либо было поздно. Катон со злости ударил себя тростью по левой ладони и поморщился от боли, которую сам себе причинил будто в наказание за собственную неисправимую нерешительность. Вот Макрон, тот бы мигом обоим яйца открутил.

Повернувшись, Катон увидел, что остальные центурионы направляются к Максимию, за спиной которого так и стоит, дожидаясь невесть чего, конвой. Катон поспешил присоединиться к остальным: презрение к себе, только что так его удручавшее, сменилось тревожным любопытством. Центурионы стали перед командиром когорты тесным полукругом. Максимий по-прежнему был в одной тунике и явно испытывал неловкость, что в таком виде обращается к подчиненным, которые одеты как на парад.

– Легат выслушал мои показания. Сейчас он хочет переговорить с каждым из вас по отдельности. Присутствующий здесь оптион поведет вас на допрос в порядке старшинства. Друг с другом ничего не обсуждать. Все ясно?

– Так точно, командир, – тихо отозвались центурионы.

Потом Туллий поднял руку.

– Да?

– Как насчет солдат, командир?

– А что насчет солдат?

– Кто-то из них тоже потребуется там или как?

– Нет. Пусть остаются здесь. И не стоит их дергать, объяви, что сегодня хозяйственный день.

Туллий хмуро кивнул. «Хозяйственные дни» объявляли редко. Они были, по сути, днями отдыха, когда легионерам формально предписывали приводить в порядок снаряжение, а в действительности предоставляли возможность отдохнуть, поболтать и поиграть в кости. Солдаты, ясное дело, очень любили такие дни, а центурионы, наоборот, относились к этому неодобрительно, считая, что дни отдыха только расслабляют личный состав, нанося ущерб порядку и дисциплине. Правда, командир, отдававший подобный приказ, мог рассчитывать на некую толику популярности.

– Хозяйственный день, – кивнул Туллий. – Будет исполнено. Объявить им прямо сейчас?

– Нет, я объявлю сам. Ты сейчас пойдешь с оптионом.

– Есть, командир.

Туллий перевел взгляд на бесстрастные лица конвоиров. Максимий заметил озабоченное выражение его лица и тихо заговорил с командирами:

– Все в порядке. Я сделал то, о чем говорил вам раньше. Вам не о чем беспокоиться. Просто говорите правду.

– Центурион Туллий, – громко сказал оптион и указал рукой на конвой. – Прошу проследовать с нами, командир.

– Да, конечно, – отозвался Туллий, нервно сглотнув.

Расстегнув ремни шлема, Туллий шагнул навстречу конвоирам, взял увенчанный гребнем шлем под мышку и зашагал в сторону палаток. Конвой последовал с ним. Когда они оказались вне пределов слышимости, центурион Антоний подступил к командиру когорты поближе:

– Что случилось, командир?

Максимий посмотрел на него безо всякого выражения:

– То, что случилось со мной… не имеет никакого отношения к вам. Понятно?

Антоний опустил глаза:

– Прошу прощения, командир. Просто… просто я беспокоюсь. Никогда раньше ни с чем подобным не сталкивался.

Губы Максимия расплылись в легкой улыбке.

– Так ведь и я тоже. Ты просто отвечай на вопросы, которые будет задавать тебе легат. Отвечай предельно правдиво и помни, что ты не кто-нибудь, а центурион лучшего легиона империи. Если центуриона и может что-то в жизни беспокоить, так это варвары, зараза, нехватка вина да безумная ревность женщин. Ну а расспросы… – Он покачал головой. – От расспросов тебе никакого вреда не будет.

Антоний улыбнулся. Заулыбались и остальные. Даже Катон, проведший детство в императорском дворце, хорошо знал: неправильный ответ на вопрос может убить человека вернее, чем самый могучий варварский воин.

Все утро и первую половину дня центурионы провели у тлеющих остатков костра, сложенного рабом, чтобы приготовить завтрак. Вернувшись с допроса, Макрон достал из кожаного вещмешка оселок и принялся точить свой и без того острый меч. Он ни с кем не перемолвился ни словом, даже с Катоном, и прятал глаза, чтобы не встречаться взглядами с другими центурионами, словно полностью сосредоточился на точильном камне и сверкающем полированном клинке.

Пока Антоний был на допросе, Туллий с Феликсом играли в кости, причем удача улыбалась Феликсу. Ему так везло, что казалось, это нарушает все законы вероятности. А поскольку набор костей принадлежал именно Феликсу, у Туллия, обычно весьма доверчивого, стали зарождаться подозрения.

Катон некоторое время с любопытством наблюдал за игроками. Сам он никогда не играл в азартные игры, где все решает случай, и считал их занятием для слабоумных. Правда, живя в Риме, он порой делал ставки на скачках в Большом цирке, когда случалось разжиться деньгами, но только тщательного изучив и сопоставив шансы всех участников.

Максимий сидел чуть в стороне от прочих, спиной к подчиненным, и смотрел в сторону брода и усеянного мертвыми телами дальнего берега. Катон сочувствовал ему, хотя за короткое время совместной службы претерпел от командира когорты немало обид. Однако любой человек, оказавшийся в подобном положении, представлял бы собой плачевное зрелище – и солдат, и тем более старший центурион.

К тому же Максимий уже не молод, и, если расследование разрушит его карьеру, он вряд ли сможет добиться чего-нибудь в жизни. Станет рядовым легионером со скудным содержанием, а выйдя в отставку, будет влачить жалкое существование в какой-нибудь ветеранской колонии, предаваясь пьянству и воспоминаниям. Между тем вышедший в отставку центурион получал возможность поступить на гражданскую службу и даже выдвинуться в магистраты. Но, по-видимому, такое будущее Максимию не светит.

Катон отвел взгляд от командира когорты и посмотрел вниз, на манящую прохладой реку. Антоний все еще был на допросе, а когда он вернется, настанет черед Феликса. Таким образом, Катону хватит времени искупаться. Он снял тунику и повернулся к Макрону.

– Пойдем искупаемся? Ты как?

Макрон оторвался от своего дела и посмотрел на него с удивлением:

– Ты что, плавать собрался?

– Все лучше, чем здесь сидеть.

– Лучше? А толку-то?

Катон нахмурился:

– Так ты идешь или нет?

Макрон аккуратно вложил меч в ножны.

– Пожалуй, пойду. А то как бы тебя в омут не затянуло.