Зинаида Шишова - Путешествие в страну Офир

Хуанито все время порывался что-то сказать и, как только Северянин попросил воды, мальчишка снова вскочил с места.

– Вот сеньорита и Руппи не знают даже, что такое соларстейн или кер, а это просто по-нашему компас! Кер Северянина стоит в будке рядом с нашим – магнитным!

– Мой тоже магнитный, но это не компас, – заметил Северянин. – Слушайте дальше. Другой сказал: «Напьешься крови ты один, а как же мы? Выберем такого, у кого нет семьи, заколем его и насытимся». Харальд велел кремнем выбить искры и зажег факел. Море было тихое. Перебираясь из одной лодки в другую по доске, он светил всем в лица. И однажды так наклонил факел, что у Ивара Иварссона загорелась борода. Харальд спросил: «Это не ты ли хотел есть человечину?» Ивар сказал, что не он. Харальд спросил: «А где тот, что хотел перерезать себе жилы?» Человек отозвался. Харальд спросил еще раз: «Кто хотел есть мясо своего товарища?» Один заплакал и сказал: «Ты, наверно, так набил брюхо дома, что сыт и до сих пор. А я мучаюсь от холода и голода!» – «Сейчас твоим мучениям придет конец!» – сказал Харальд и ударил человека ножом в грудь. Потом с мертвого сняли одежду и меховые сапоги и надели на того, который был уже синий от холода. Труп выбросили в море. До этого все осматривали мертвеца и дивились, как можно умереть от такой маленькой ранки. Из нее вытекла только одна капля крови. Харальд спросил, кто приходится мертвецу другом или родичем. Ивар сказал: «Это брат моей жены». – «Когда вернемся домой, – сказал Харальд, – ты сведешь со мной счеты. А пока я нужен здесь». Ивар сказал: «Я не буду сводить с тобой счеты – он и так умер бы. Но у него есть старуха мать, ей надо помочь». – «Хорошо», – сказал Харальд. «Но за бороду ты мне ответишь!» – сказал Ивар. Харальд засмеялся. Он велел зажечь факел и спалил половину своей бороды. Хотел жечь ее и дальше, но Ивар вырвал у него факел и потушил в море.

Взошло солнце, но оно принесло не тепло, а еще более страшный мороз. Люди коченели и умирали от холода и голода. Всего в живых осталось шестнадцать человек. Они говорили Харальду: «Ты сотворен не так, как мы. Мы больше не можем терпеть. Зажжем факел, пускай он сгорит дотла, но мы погреемся!» – «Бог вас лишил разума, – сказал Харальд. – Скоро доберемся до суши, а без факела трудно развести костер». – «Тогда помолись своему камню керу», – сказал один, захохотал, бросился в море и утонул. Харальд прочитал над ним молитву, так как человек этот лишил себя жизни, будучи не в своем уме.

Наконец заплыли в большой залив и высадились на песчаном берегу. Харальд сказал: «Здесь или поблизости наши люди убили шестерых скрелингов, отняли у них еду и лодку. Мы должны быть готовы к бою». – «Как нам готовиться к бою, если мы еле-еле передвигаем ноги!» – сказали люди. И Харальд с ними согласился. «Пускай скрелинги нас убьют, – сказал один, – но пускай нас сначала накормят и напоят!» – «Этого от них нельзя ждать», – сказал Харальд.

Из лишней лодки и весел развели костер и грелись. Тогда к ним подошли маленькие люди в мехах. «Это скрелинги», – сказал Харальд тихо. Но маленькие люди не замышляли ничего дурного. Они стояли вокруг костра и говорили что-то по-своему. Потом они дали пришлым рыбы и смеялись, когда Харальд велел испечь ее на костре, Скрелинги ели рыбу сырою. Насытившись, люди поплыли дальше. Скрелинги дали им в дорогу рыбы – сырой и вяленой».

Северянин уже несколько раз останавливался и просил пить, но Франческо этого не замечал. Он с таким нетерпением ждал прибытия отважных мореходов в заокеанскую страну, что у него начало колотиться сердце.

Северянин продолжал:

– Люди поплыли вперед и увидели берега, поросшие лесом. Лес был густой и высокий. «Это то, что нам надо: Маркланд! [7]– сказал Харальд. – Теперь вслед за нами прибудут дружины. У наших детей и внуков будет много леса для постройки кораблей и травы – для прокорма скота». На лесистом берегу стояло множество маленьких людей, но издали их трудно было разглядеть. Харальд был зорок, как белая рысь. «Это скрелинги, – сказал он, – а в руках они держат луки со стрелами наготове. Ближе подходить нельзя: они нас перестреляют. – И пояснил: – Вот тут-то, наверно, наши и убили шестерых!»

Люди повернули лодки и поплыли обратно. Снег и лед так сверкали под солнцем, что люди начали слепнуть. Наступил такой холод, что никто не мог говорить из-за пара, который клубами вылетал изо рта. Харальд велел снять паруса с лодок и закутать всем ноги. И повелел им взяться за весла. «Вот тогда-то мы согреемся!» Когда хотели обернуть парусиной ноги Олафу, у того отвалились все десять пальцев с обеих ног. «Выбросьте меня в море, только сначала убейте! – просил Олаф. – Я не хочу быть вам в тягость». – «Ты не будешь нам в тягость, – сказал Харальд, – так как сможешь грести. А когда вернемся, я возьму тебя в свой дом, и моя жена будет ходить за тобою. Ты будешь считаться моим крестовым братом. Мы уже сейчас можем поменяться крестами». Харальд вытащил свой нательный крест и надел его на шею Олафу и хотел было снять крест с Олафа, но тот сказал, что в крест он не верит и молится старым богам. Харальд сказал: «Значит, теперь ты будешь христианин, а я – язычник. – И захохотал. – Это мне больше подходит!»

Северянин хотел было продолжать, несколько раз открывал рот, но ни одного звука не вылетало из его горла. Датчанин поднес было ему кружку с водой, но Бьярнарссон отвел его руку. Сеньорита, не говоря ни слова, выбежала из каюты. Вернулась она, осторожно неся застольную чашу, полную до краев вина. Северянин поднялся ей навстречу.

– Сеньор Бьярн, вы не устали? – спросила она заботливо.

– Скоро конец, – сказал он, принял из ее рук чашу, сделал глоток, закашлялся, а потом выпил все, что было ему предложено. И, только дождавшись, когда сеньорита заняла свое место, он и повел рассказ дальше. Голос его звучал хрипло:

– Потом люди плыли много времени. Солнце не заходило. Тень борта лодки все время падала то справа, то слева на лицо человека, лежавшего на скамье поперек лодки. Этот мертвый был именит у себя на родине, его должны были довезти домой и похоронить с почестями. Пока доплыли до Гернума, умерло еще трое людей. Тот, который лежал поперек лодки, звался Магнусом Ясновидящим. Это был прадед прадеда моей матери, и все, что здесь рассказано, правда.

Сосед Франческо по койке, Педро Маленький, легонько тронул его за плечо.

– Подумай-ка, Руппи, – сказал он тихо, – даже в те очень давние времена люди, как и мы сейчас, думали не о себе, а о своих детях и внуках!

Франческо не ответил. Он привстал было, но снова опустился на место. Если бы он и решился расспросить Северянина поподробнее о стране Маркланд, то уже не смог бы этого сделать: Бьярн Бьярнарссон лег, сложил руки на груди и через минуту захрапел.