Михаил Лужский - Однажды в XIII веке

Про товар, что ватага набрала на дороге в последнее время тоже толком никто сказать ничего не мог – товаром распоряжался сам Сипат. В последнем обозе, взятом разбойниками, было сырое железо и сукно, до того (это Окинф и так знал) – соль. Куда все это Сипат прятал, никто не знал. Никакие купцы в разбойничий лагерь не приезжали, вообще никого чужого в лагерь атаман и сам не приводил, и остальным приводить запрещал. Товар после пересчета куда-то увозил один или с Нурилой – своим помощником (тоже убит сегодня, это он ходил к Силе торговаться и это его зарубил Славко во дворе у Силы одним из первых), а потом через некоторое время привозил и раздавал серебро.

Серебра у разбойников тоже нашлось немало, пожалуй, жалование всего Окинфова десятка вместе и с самим Окинфом чуть не за полгода службы. Что с боя взято – то свято, серебро Окинф, когда все закончится, поделит между дружинниками, не забыв и тёсовских кметей, а вот товар, если удастся его найти, надлежал городу и за него с Окинфа будет спрос, когда вернется, и головой Сипата получится ли откупиться неясно. Трех берковцов соли и столько же сырого железа его голова точно не стоит. И хотя, отправляя его в Тёсов, боярин Вячеслав ничего не сказал ему про товар, озаботиться его поиском все равно стоило.

Закончив разговор с татями, Окинф вернулся к Сипату. Пнул ногой, задремавшего было у забора атамана.

– Где товар, Сипат? Куда спрятал?

Сипат медленно открыл глаза, ухмыльнулся и, глядя мимо Окинфа куда-то вдаль, проговорил что-то на родном языке. Окинф два года прослужил старшим отряда в Тиверске 17 17 Тиверск – небольшое новгородское укрепленное поселение на Карельском перешейке южнее современного п. Васильево Приозерского района Ленинградской области. и по-карельски понимал хорошо, и, хотя здесь язык был чуть другой, понял, что его назвали глупым, плохо пахнущим сыном хорька и ежа. Сипат явно хотел вывести его из себя.

– Сам-то ты кто тогда, коль я тебе в честном бою одним ударом руку отсёк, а потом как куль с навозом сюда приволок? Ладно, кем бы я не был, а выслушать тебе меня придется.

Глаза Сипата полыхнули давешней яростью, но на этот раз он сумел взять себя в руки быстро.

– Слушай меня, Сипат. Жить тебе всё одно недолго, но умирать ты будешь долго и трудно, а когда дух свой смрадный испустишь, скормят твое мясо свиньям новгородским. То же самое и твоих дружков ждет. Жизнь ваша сейчас ничего не стоит, а их особенно. Да, пусть и они тоже слышат – Окинф заговорил громче – Так вот, сейчас я начну пытать – не тебя, их. А ты будешь смотреть и слушать, как твои друзья, один из которых за тебя руку потерял, а другой на это уже согласен, воют от боли и тебя проклинают. И будешь смотреть и слушать пока не скажешь мне, где товар держишь, и кто этот товар у тебя берет. А не скажешь – на твоих глазах оба твои друга издохнут в муках, а тебя всё равно то же самое в Новгороде ждать будет.

– А если скажу?

Окинф впервые услышал, как Сипат говорит по-новгородски.

– А если скажешь – повешу их вон на том дубу у дороги. Быстро, как есть.

– Мне что предложишь?

– Ничего. Тебе – ничего. Ты в Новгород поедешь в любом разе.

– Тогда нет.

– Может спросишь их сначала? Чего они хотят?

– А с теми что будет? – Сипат кивнул в сторону понуро стоявших пленников, которые уже рассказали Окинфу всё, что знали.

– Продадут в холопы.

– Согласились?

– Согласились.

Сипат опять криво усмехнулся.

– Слушай теперь ты меня – Сипат поднял глаза на Окинфа и в глазах этих явно читалась издевка – Я тебе скажу не только где товар, и кто его у меня брал, но и расскажу, как мой собственный клад найти, там серебро мое лежит, в том году запрятал, а и в этом добавил. С собой не брал, думал вернуться. А за то серебро ты слово дай, что на том дубу рядом с ними – Сипат указал на своих дружков, не предавших его – будут и те висеть. Вместе дела делали, вместе и на дубу висеть.

Все время, пока Сипат говорил, кривая издевательская усмешка не сходила с его лица. Говорил он складно и быстро, хотя и не совсем по-новгородски, слышно было, что этот язык для него не родной.

Пришла очередь усмехаться и Окинфу.

– Не нужен мне твой клад, Сипат, пусть его нечистый ищет. А слово я дал уже, что жизни их не лишу, и против твоего серебра, даже если не врёшь, оно вернее. Так что придумай что-нибудь другое. Даже если не скажешь ничего, товар мы и без тебя найдем. Не сразу, но найдем. А то и сам под пыткой уже в Новом городе скажешь. Да деревенские, узнав про соль, тут каждую кочку обшарят, не сомневайся. Так что зря только дружков своих мучиться заставишь.

К Окинфу подошел Славко.

– Шило, там староста спрашивает, что с мертвяками делать – хоронить, али как?

– Посмотри, те, которые крещеные, с крестами – может есть такие, тех пусть по-людски похоронит. А нехристей в болото побросать и вся недолга. Я бочажок там подходящий видел… Эй, готовьте там огонь, начнем разговор с атаманом.

Оглянувшись на Сипата, Окинф вдруг увидел, что тот внимательно смотрит на него и взгляд его изменился – вместо злобы, презрения и насмешки появилось что-то новое, какой-то невысказанный вопрос.

– Чего смотришь? Сказать что-то хочешь?

– Тебя Шило зовут?

– Зовут. А тебе что за дело?

Сипат отвернулся. Промолчал.

Окинф тут же потерял к нему интерес, тем более, на некоторое время стало не до него. Вернулся Никита, ведя за собой два воза, в одном кроме поклажи лежали два мертвых тела. Одна из лошадей была ранена, но легко.

– Вот, удрать пытались. Был еще третий – ушел, гад, в болото. Стрелой его попятнали только, вроде.

– Давай этих – Окинф показал на покойников на возе – к тем – он кивнул в сторону, где лежали трупы разбойников, убитых в деревне – Возы осмотрел?

– Не успел.

– Больше никого не видел? Где этих нашел?

– Да по дороге гнали. Уже на пару верст отъехать успели, я следы увидел, где они разворачивались на дороге вон там, так мы по следам и пошли. Эти как нас увидели, сначала удрать хотели, одного стрелой ссадили, остальные в рассыпную, второго тоже стрелой достали, но один, вот, ушел.

– Добро. Давай поглядим чего там.

В возах оказался обычный походный скарб – немного продуктов, котел, да разбойничьи мешки, что те, видно, сложили на возы перед нападением, несколько овчин, овес для лошадей. Ничего особо ценного, но в хозяйстве все сгодится.

– Ты, Никита, вот еще что. Вот на той горе – видишь? – у них, я так понял, лагерь был. Недели две они там жили. Глянь-как там, может чего интересного найдешь. Возьми с собой своих молодцов, только осторожнее там, смотри. Потеряешь кого на какой глупости – всё дело испортишь.

Никита снова вскочил на коня и вместе со своим небольшим отрядом ускакал в сторону Горы. К Окинфу подошел один из тёсовских кметей.