Зинаида Шишова - Приключения Каспера Берната в Польше и других странах

Закрыв глаза, он сильно потянул ноздрями свежий, холодноватый запах травы. Было больно, щекотно, и, наверно, из-за этого он потерял сознание.

Вуек умирал.

Касперу уже много раз приходилось видеть смерть, и он хорошо знал, что означает, если больной несколько дней подряд водит руками по телу, по лицу, точно обирая с себя какую-то паутину. И лица умирающих иной раз как-то светлеют, на них проступают давно утраченные черты молодости.

Глядя сейчас на Вуйка, Каспер вспоминал свое раннее-раннее детство и в Гданьском порту пана Конопку – бравым матросом, еще полным сил и задора. Ни на минуту не забывая своей красавицы жены, пани Якубовой, он считал, однако, своим долгом подмигивать всем девушкам и молодым женщинам, за что ему частенько влетало от строгого и сдержанного капитана Берната…

Вуек умирал.

Утешения не было. Казаки, которых смерть подстерегала на каждом шагу и которые хорошо знали ее повадки, просто, как очень мужественные люди, говорили молодому поляку:

– Три-четыре дня еще протянет… Хороший был человек! Мы ведь знаем его еще с той поры, как он деньги тебе на выкуп собирал.

И тут же поясняли Касперу, что это атаман Шкурко посоветовал Вуйку не бродить зря по свету: на выкуп, мол, слишком много денег надо.

«Как ты понимаешь о себе, – спросил атаман у боцмана, – хороший ты моряк? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Видать по всему – хороший… Вот и справь себе на собранные деньги богатое турецкое платье да нанимайся к какому-нибудь турку чи алжирцу на корабль. Балакать по-ихнему умеешь?»

– Конечно, не за день, не за два он тебя разыскал, – говорили казаки, – но вот выкупить тебя он и до смерти не выкупил бы!

«До смерти»! Вот все-таки до смерти своей Вуек успел спасти меня! – думал юноша с грустью. – Сколько еще смертей мне предстоит увидеть? Плохих людей не жалко, но вот жаль славного капитана Зитто, жаль кое-кого из товарищей по галере, особо полюбившихся за плавание и умерших тихо-тихо… даже после смерти не выпустивших весла из рук!»

А теперь Касперу предстоит самое тяжелое испытание – вечная разлука с Вуйком.

Если бы такая беда стряслась где-нибудь в Польше или даже в Италии, к пану Конопке позвали бы ксендза или патера, прочитали бы над ним отходную. Боцман был добрый католик, и Каспер очень страдал от того, что не сможет по-христиански справить обряд… Хоть бы русского, хоть православного попа привели бы ему казаки!

Но Шкурко только рукой махнул, когда Каспер заговорил об этом.

– А ты бы его самого спросил, хочет ли он ксендза, или патера, или попа!.. Захотел бы, так мы бы ему самого папу из Рима на чайках пригнали бы!

Каспер с досадой выслушал эти слова, не хотелось ему сейчас шутить, но, к удивлению юноши, Вуек, очнувшись как-то, сказал ему:

– Побродил я, Касю, по разным странам, и не на корабле, а пешочком с посохом и сумой. Перевидал я дай боже, сколько ксендзов, и попов, и патеров, и мулл ихних – бог с ними! Если грешен я, господь, может, по милосердию своему, меня простит, а не простит, так тут уже мне никакой ксендз не поможет!

Это было в то утро, когда Вуек, придя в себя, подозвал Каспера и проговорил с ним до полудня.

Другая забота отягчала сердце Вуйка.

– Что же ты, Касю, думаешь сейчас домой податься отсюда? – спросил он, с беспокойством оглядывая забинтованное еще лицо юноши. – А то атаман Шкурко большую нужду в людях имеет. Считай, что полсотни казаков он лишился, когда нас с тобою выручал… Вон из бывших твоих товарищей-гребцов почти все к нему в отряд пошли… Бабка София мне рассказала…

А Каспер сам, собственными глазами, видел эту сцену, которая растрогала его до слез.

В ту пору он еще находился на полном попечении бабки Софии Шкурковой. Ходить он не мог, добрая женщина за плечи приподняла его и кое-как прислонила к дереву. Повязки мешали Касперу, и, чуть-чуть освободив один его глаз, она дала ему возможность досмотреть все до конца.

В памятный день освобождения атаман, доставив на берег ослабевших и раненых рабов, распределил их по хатам на поправку, а сам с казаками на своих легких чайках отправился сбывать отнятое у турок добро – ковры, золотые украшения, индийские товары, вино и маслины. Вина казаки не уважали, признавали только свою горилку.

Вернулся Шкурко дней через десять – двенадцать, и вот тогда-то и произошла сцена, так растрогавшая Каспера.

Велев созвать всех бывших рабов Керима-эффенди, атаман внимательно осмотрел их, осведомился, вволю ли им давали есть и пить и что они думают делать дальше. Домой ли хотят пробираться или останутся тут?

В толпе зашумели, закричали, потом вперед вышел невысокий худой старик. Каспер видал его на галере и даже удивлялся, почему Керим не сбыл его, походившего на живой труп. Сейчас старик окреп и весь как-то приободрился.

– Брат атаман, – начал он низким и хриплым голосом, мешая украинские и, как показалось Касперу, итальянские слова, – в ноги кланяемся мы тебе, атаман, и вам, братья казаки!

Вся толпа склонилась перед Шкурко в низком поклоне.

– Разные мы тут собрались люди, – продолжал старик, – но за рабство свое научились мы друг друга понимать. Я вот родом далмат, но уже полвека своей Далмации не видел! Разные, я говорю, мы люди, а слово у нас одно. Послушай его, атаман! Богатых из неволи выкупают деньгами. Нас из неволи выручила милость господня и казацкая сабля. И выкуп за нас заплатили вот они! – Старик показал на свежие холмики могил. – Жизнью своей заплатили твои воины за нашу волю! – закричал срывающимся голосом далмат. – Жизнью, вот чем! Ты спрашиваешь, хотим ли мы домой податься? Нет, атаман, сам господь велел нам покарать злодеев за те муки, что мы от них приняли… Да и где он, дом наш? Отплатить мы должны злочинцам за спаленные села наши, за кровью залитые наши земли, за погубленных детей, за горькие слезы жен, матерей и сестер! Возьми нас, атаман, в свое войско, мы еще послужим тебе, не мушкетом – так саблей, не саблей – так хитростью и сноровкой. Много земель мы повидали, много опыта набрались! Вот меня в какую хочешь страну пошли – я нужных тебе людей всюду разыщу и приведу в курень твой! А вон те молодые, видишь, как они поздоровели на казацких хлебах, те и с голыми руками в бой рвутся…

– Да, большую нужду атаман Шкурко сейчас в людях имеет! – повторил пан Конопка.

Каспер хорошо его понял, но молчал, сжимая руками свою забинтованную голову. (Когда же наконец бабка София снимет с него повязки? Со дня на день обещает!)

– Или, может, мешают тебе раны твои? – тихо спросил боцман.