Зинаида Шишова - Приключения Каспера Берната в Польше и других странах

– Спасибо тебе, – сказал Збигнев крестьянину и бросил ему мелкую монетку, что уже окончательно сбило хлопа с толку. Он так и застыл на месте с открытым ртом.

Еле сдерживая улыбку, молодой бакалавр постучался в некрашеную дверь.

– Да прославится имя Езуса Христа! – громко провозгласил он.

И изнутри тотчас же отозвался голос:

– Во веки веков, аминь!

Такой густой бас мог принадлежать только одному Сташку Когуту и никому больше!

Дверь распахнулась.

– Езус сладчайший! Пся крев! Холера ясная! Да ведь это Збышек! – раздались возгласы один за другим, и гость тотчас же попал в медвежьи объятия. – Что за одежка на тебе, Збышек? Откуда ты? С луны свалился, что ли?

– Колодец от тебя далеко? – спрашивал тем временем Збигнев. – Надо коня напоить… Да и помыться нужно. Воду есть у тебя на чем греть? Даже котел уже кипит? Э, да ты просто волшебник, Жбан!

Напоив и накормив коня (торба с овсом была приторочена к седлу), сбросив лохмотья Франца, помывшись и переодевшись в запасенную в дорогу новую рясу, Збигнев с охотой уплетал незатейливое деревенское угощение.

– Ну как, будущий кардинал, – спрашивал Сташек, – скоро осчастливишь мир появлением еще одного члена конклава? Или, верно, я и забыл! Я хотел сказать: скоро ли появится новый святой отец доминиканец? – И, не выдержав, снова кидался обнимать гостя.

Как ни говори, хоть и разошлись их пути, но приятно в этой глуши встретиться с однокашником.

– Ну тебя к дьяволу! Дай мне покой, Жбан, не ломай костей! А о кардиналах и вообще о святых отцах не поминай!

– Что ты, что ты?! Опомнись! Это я вправду от Збигнева Суходольского слышу или мне примерещилось?

Долго просидели бывшие студенты за грубым некрашеным столом, неторопливо прихлебывая пиво из больших глиняных кружек.

– От пся крев! – приговаривал Сташек, удивленно покачивая головой. Он все еще не мог опомниться от новостей, которые так неожиданно на него свалились. – А где же этот Франц твой? В женскую обитель вас не пустили, и в этом нет ничего странного. И Митту, конечно, вам не показали… Хорошо еще, что вы оттуда живыми выбрались! Про эту ведьму настоятельницу, мать Целестину, я слыхал… Еще одну лошадь, говоришь, там раздобыли? Где же они?

– В лесу припрятаны, – пояснил Збигнев, – и немного оружия… Но, понимаешь, никак не думал я, что в женском монастыре столько сторожей окажется… Заштатная обитель, а охраняется, как какая-нибудь крепость!

– Есть что охранять, значит, – решил Сташек. – А о Каспере вестей нет? Жаль, ох, как жаль парня!.. Что же ты теперь думаешь делать?

– Вдвоем нам с Францем, понятно, не справиться, – вслух рассуждал Збигнев. – Но от того же Франца я узнал, что много беглых хлопов бродит по лесам… А что, если собрать таких людей десяток-другой? Денег, правда, сейчас у меня нет, но думаю, мой пан Суходольский на радостях, что я покончил с доминиканцами, из-под земли, а достанет для меня деньги…

– Деньги – это не так уж и важно, – в раздумье говорил Сташек. – Оружие, говоришь, у вас есть?.. Кони… Три коня маловато… Но это верно, что ты решил покончить с доминиканцами?

– И с доминиканцами, и с францисканцами, и с бенедиктинцами, и с кардиналами, и – простите уж, ваше преподобие отец Станислав, и с папой я решил покончить… Сейчас еду к отцу с повинной головой, а там посмотрим…

Подойдя к выходу, Сташек осторожно выглянул наружу, потом, прикрыв дверь, в задумчивости остановился у порога.

– Вот какое дело, Жердь, – произнес он нерешительно. – Может, я тебе и помогу вызволить панну Митту… Только… это правда, что ты покончил с монастырем и возвращаешься домой?

– А когда я врал кому? – отозвался Збигнев сердито.

И, видя, как гневно раздулись его ноздри, Сташек укоризненно покачал головой.

– Кротости христианской я что-то не вижу у вас, отец Збигнев! – сказал он, весело щурясь. – Дело, понимаешь, такое, что, если оно выплывет наружу, не я один – много людей может пострадать… Вчера только заходил ко мне Щука…

– Как! Генрих Адлер? А он не в Германии? – удивился Збигнев.

– Он из Германии… Ты и не узнаешь сейчас нашего простачка Щуку. Побродил по свету, набрался ума. Только все это нужно держать в самой строгой тайне! И в Германии простому люду житья не стало от попов, да панов, да королей или как там – маркграфов да графов. Про Мюнцера ты сдыхал что-нибудь?

Про Мюнцера Збигнев слыхал, но мельком. Этот, говорят, еще почище Лютера, о котором толковал Збигневу отец Флориан. Однако и отец Флориан не мог бы ему так хорошо объяснить, кто такой Мюнцер, как это сделал Сташек Когут.

– Видишь ли, – говорил он, прихлебывая пиво, – Щука явился сюда собирать здешних хлопов в отряды… Поляков, немцев… Отряды объединятся в тайный союз, наподобие «Башмака» или «Бедного Конрада» в Германии. Уже на сегодня у Щуки немало людей, а с каждым днем их прибавляется… Кое-где они начали громить монастыри и замки. На орденских землях за Щукой охотятся и дорого оценили его голову… Поначалу Генрих примкнул было к Лютеру, да потом разуверился в нем. Лютер только в первое время стоял за бедный люд. А сейчас он у богатых купцов и у дворянства на поводу ходит. Только слава, что он против папы восстал… Мюнцер – тот другой совсем. Он отрицает и католическую церковь и библию, проповедует, что не должно быть на свете ни попов, ни королей, ни панов, – слышите, пан Суходольский? Все должны быть равны перед богом и всем владеть сообща… А люди, повторяю, у Щуки есть и оружие… Так вот, на той неделе он должен быть у меня. Потолкуй с ним… А до той недели успеешь еще к своим съездить.

– По старой дружбе Щука авось не откажет в услуге даже шляхтичу, – добавил Жбан лукаво.

– Если при этом можно будет как следует разграбить монастырь, – в тон ему ответил Збигнев. – А мы с Францем там все ходы и выходы знаем!

Как ни мечтала пани Ангелина о переезде в столицу (ведь и она, и муж ее, и сынок Збигнев родились в самом Кракове), но пришлось им обосноваться в Гданьске. Тоже неплохой город, и народу тут много, и вельможи из Кракова наезжают, и моряки здесь, но это, пожалуй, уже и не так важно: из-за доченьки, из-за Вандзи, мечтала пани Суходольская о Кракове, а дочка уже, можно сказать, и пристроена…

Глаза старой пани налились слезами, и она, упав на колени перед большим распятием и сложив руки, с мольбою протянула их к господу.

Но что это? Почудилось ей, что ли? Нет, мать ошибиться не может, и, с трудом поднявшись с колен, старая дама бросилась в прихожую…

С волнением и даже опаской подходил Збигнев к родному дому.

«Эге, дела, видно, не так плохи, – подумал бакалавр. – Дом свежевыкрашен, над вторым этажом возведена галерея, на итальянский манер».

На стук открыл старый Юзеф. Долго вглядывался он в лицо долговязого и как будто нескладного ксендза или монаха и вдруг всплеснул руками: