Вольфганг Акунов - Тайны Балтийской Атлантиды

Куда более странной и, вне всякого сомнения, гиперболизированной представляются архитектура указанной крепости и количество вмещаемых ее портовыми укреплениями кораблей – такие масштабы далеко превосходили строительные возможности тогдашних скандинавов. Приведем для сравнения только два примера. Чтобы подчинить своей власти Данию, упомянутому выше норвежскому конунгу Магнусу Доброму понадобилось всего семьдесят «длинных кораблей». А если верить также упомянутому выше Адаму Бременскому, во второй половине XI столетия норвежский король Харальд Прекрасноволосый с флотилией из трехсот «длинных кораблей» совершил военно-морской рейд на англосаксонское королевство. Раз сам король лично возглавил этот «поход за зипунами», можно сделать вывод, что возглавленный им парусно-гребной военный флот должен был считаться, по тем временам, весьма мощной армадой. Как же мог какой-то Пальнатоки, или какой-либо иной хозяин Йомсбурга, построить там гавань, способную вместить столь же огромный военный флот? Зачем ему это было бы нужно? Откуда ему было взять столько кораблей?

И еще одно замечание, связанное с сомнениями в подлинности истории о Бурислафе-Бурицлейве и о Пальнатоки. До наших дней сохранилось немало названий населенных пунктов, расположенных на связанном с легендой о Винете участке балтийского побережья, заселенного славянами. «Бурстаборг» (нем. Борстенбург) и «Стейнборг» (нем. Штайнбург) – всего лишь северогерманские соответствия славянских названий данных поселений, корни которых до сих пор содержатся в польских названиях данных городов. Немецкое слово «борстен» соответствует польскому слову «щецина» («щетина»), поэтому «Щецин» («Город Щетины») = «Борстенбург» (с тем же значением.), то есть Штеттин (от славянского топонима «Щетин»). Немецкое же слово «штайн» соответствует польскому слову «камень», поэтому «Штайнбург» (Каммин) = «Камень (Поморский)». А вот происхождение германского названия «Йомсборг» остается по-прежнему загадочным. Ему не находится славянского эквивалента. Мало того, «Йом» – слово, скорее всего, не славянского, а балтского происхождения. Ибо означает в балтских языках «песчаная коса».

Йомсборг – твердыня йомсвикингов

Как уже указывалось выше, скандинавские саги, то и дело противоречащие друг другу, – источники довольно-таки мутные. Мы не будем излишне подробно вдаваться в перипетии легендарных и исторических судеб основанного головорезом Пальнатоки братства йомсвикингов, хотя эти достаточно свирепые и кровожадные грабители, вне всякого сомнения, сыграли важную роль в расцвете зачарованного города Винеты. Не слишком-то приятно вчитываться в эти порой прямо-таки сочащиеся кровью страницы, способные настроить читателя на весьма мрачный лад, напоминая о временах, когда описанные в них качества весьма ценились в людях. Не ведая о роковом ходе дальнейшей истории человечества, великий немецкий гуманист и просветитель Готгольд (или, в современном написании, Готхольд) Эфраим Лессинг в своем известном труде «Лаокоон, или О границах живописи и поэзии», бичуя широко распространенный в «Век Просвещения» культ светловолосого, не скрывающего своих слабостей, телесных и душевных мук, чувствительного, но преданного долгу до безумия, греческого героя, противопоставляет ему «жертвенную, варварскую храбрость» фигурирующих в «Саге о йомсвикингах» северных богатырей, далекую от «действенной храбрости» героев Гомера:

«Я знаю, что мы, утонченные европейцы, принадлежащие к более благоразумному поколению (чем древние греки, которых Лессинг, странным образом, к европейцам не причислял – В. А. ), умеем лучше владеть нашим ртом и глазами. Приличия и благопристойность запрещают нам кричать и плакать. Действенная храбрость первобытной грубой старины превратилась у нас в храбрость жертвенную. Ведь даже наши предки стояли выше нас в этом смысле. Однако предки наши были варварами. Презирать всякую боль, неустрашимо смотреть в глаза смерти, с улыбкой умирать от укуса змеи, не оплакивать ни своих грехов, ни потери любимейшего друга – таковы черты древнего северного героизма. Пальнатоко (Пальнатоки – В. А. ) предписал законом своим иомсбургцам (йомсвикингам – В. А. ) ничего не бояться и не произносить никогда слово «страх».

Готхольд Эфраим Лессинг

Не таков грек! Он был чувствителен и знал страх; он обнаруживал и свои страдания, и свое горе; он не стыдился никакой человеческой слабости, но ни одна не могла удержать его от выполнения дела чести или долга. То, что у варвара происходило от дикости и суровости, у него обусловливалось принципами. Героизм грека – это скрытые в кремне искры, которые спят в бездействии и оставляют камень холодным и прозрачным, пока их не разбудит какая-нибудь внешняя сила. Героизм варвара – это яркое пожирающее пламя, которое горит непрерывно и уничтожает или, по крайней мере, ослабляет в его душе всякую иную добрую наклонность. Когда Гомер заставляет троянцев вступать в бой с диким криком, греков же – в полной тишине, то комментаторы справедливо замечают, что этим он хотел представить первых варварами, вторых – цивилизованным народом».

Мы быстро пролетим над всем этим, как некогда – малыш Нильс Хольгерсон из сказки Сельмы Лагерлёф: далеко внизу нам померещится сказочный город, чей образ затем померкнет и бесследно растворится в холодных волнах Балтики. Хотя всякий, кто хотя бы раз внимал доносящемуся из морских глубин колокольному звону, никогда не сможет успокоиться…

Но нет ли каких-либо сохранившихся до нашего времени зримых свидетельств реального существования Винеты?

«Винетский крест» на стене церкви в Козерове

В церкви современного (весьма популярного, в том числе и среди наших российских соотечественников) балтийского курорта Козеров на северном побережье острова Узедом в германской земле Мекленбург-Передняя Померания (или, говоря по-славянски – Велиград-Переднее Поморье), то есть именно там, где, по легенде, некогда обитатели Винеты разъезжали на лошадях с золотыми подковами, можно по сей день увидеть так называемый «Винетский крест» – распятие грубой, но прекрасной в своей грубости, работы, обретенное в XV веке козеровскими рыбаками плавающим по волнам в открытом море. Так, во всяком случае, написал местный хронист. Местные же жители утверждали, что Распятый выплыл на поверхность моря из затонувшего города. Правда, экскурсоводы, водящие по церкви посетителей (включая наших с Вами уважаемый читатель, соотечественников), называют «Винетский крест» работой шведского резчика по дереву того же XV века, в котором распятие было обнаружено узедомскими рыбаками. И потому «Винетский крест», как это ни печально, сможет указать нам путь к историческому ядру, или зерну, легенды о Винете не более точно, чем «Винеташ-трассе» (или по-нашему, по-русски, – «Винетская улица») современного Козерова, известная сто лет тому назад всякому жителю острова Узедом проселочная «дорога на Винету» и т. д. Ну, как тут удержаться и не привести в качестве иллюстрации нашей мысли цитату из повести классика прусской и вообще немецкой, литературы Теодора Фонтане, посвященной восточно-германской области Шпреевальд: «Вероятно, ничто не настраивает народ в его поэтических наклонностях на столь творческий лад, как вид произведений искусства, непонятных ему. Он не успокаивается, пока не находит им истолкования, проявляя при этом и склонность и умение приспособить уже известные ему сказания или истории к этому вновь обретенному, загадочному «чему-то».