Иван Глемба - Радение богатырей

Я лишь руками развел, а Кудес вздохнул и произнес:

– Ждать-то недолго осталось.

– Князь пожалует в гости или кто-то из его поверенных?

– Тебе бы, Илюша, все шутки шутить. Нам дело надобно делать.

– Так я и желаю, а ты меня отговариваешь.

– Я тебя на лад настраиваю, на добрый лад, да на разумение того, что делать надобно, пока гости не прибыли.

– Гости?

– Пока что, зная, что ты ранен и недужится тебе, к нам еще не нагрянули людни добрые и не очень. Через несколько дней все на свои места встанет. Придется тебе в гости ходить, себя показывать. Не ходить нельзя, – сразу же опередил мой вопрос Кудес, и снова усмехнулся.

– Так что же мне…

– Ум надо вострить, да за собой и за другими смотреть. Видели соглядатаев от княжеских советников. Они свое дело знают, все выспрашивают, когда ты на ноги встанешь. Вот ты им подарочек и преподнес. В тереме княжеском уже слушок прошел, что ожил Илья и после раны оклемался. А раз так, то не забудут о нас. Ой, не забудут.

Слова Кудеса подтвердились на третий день после разговора. В гости к нам пожаловали людни княжеские да знатные. Предводителем у них был воевода Варгун. Рода Варгун был русского, не варяг и не ромей. При Светославе был вначале простым дружинником, а потом и сотником. При Владимире Варгуна вначале отдалили, но потом, как раз к моему приезду, повысили в звании, сделав едва ли не воеводой. Надо ведь было кому-то русскую дружину водить. Варгун на эту должность был одним из претендентов, поскольку замещал Вышеслава. Этот муж в то время возглавлял дружину киевскую из мужей здешних набранную. Варгун пока что сотней воинов руководил при нем, но выполнял особые поручения что князя, что Вышеслава.

Дело в том, что после моей победы Владимир, видя, как дело обернулось, собрал на совет мужей, возглавлявших русскую дружину. На сходе этом не было ни одного варяга. Само по себе это действо было примечательным хотя бы потому, что ни разу до этого отдельно не собирал князь или кто-то из его первых помощников и советников такой круг. На нем Владимир был только лишь с Добрыней и с Азаром. Оно-то и рассказал Ильгуну и другим варяжским предводителям, что было князем сказано. Слова, которые молвил тогда Владимир, означали, по сути дела то, что князь перестает безоглядно ориентироваться только лишь на заморских воинов. А это было уже звоночком.

Не буду скрывать, ведущие варяжские предводители при князе очень и очень неплохо себя в то время чувствовали. На них князь полагался больше, чем на соотечественников. На то были свои причины. В первую очередь то, что местные жители все-таки были, хотели они того или нет, привержены больше родовым законам и своду Прави. А раз так, то могли сделать все, что хочешь, не были, стало быть, опорой, на которую можно безоглядно и полной мерой положиться. Не доверял Владимир собственным воям, особенно после того, как варяги по его приказу разорили Аратынь.

Вроде бы и не было заступников у русичей за волхвов и за волховские поселения, которые бы с мечом в руках выступили и не дали лихое дело сотворить, но не все так было однозначно. Чуяли князь и его ближайшие соратники, что Русь притаилась и пристально так наблюдает за ними сотнями тысяч пар глаз. И дело было в том, что бедокурить можно было до определённой меры. Преступив ее, князь, хотел того или нет, оказывался в невыгодных для себя условиях. А этого Владимир больше всего не хотел допустить, понимая, насколько слаба пока еще его власть даже в Киеве, в городе, где, по сути, уже половина населения не была русских кровей.

Киев, я ответственно скажу, все больше становился городом пришлых людей, в первую очередь варягов, хазар, выходцев из Европы и Византии. Сюда, как бабочка летит на свет, сходились со всех сторон света. Речь звучала на Подоле самая разная. Но даже в Киеве приезжие вынуждены были соблюдать определённые правила и законы. Так получалось, что все без исключения должны были чтить Правь. Свод ее правил был основанием для купеческого дела и соблюдался уже даже не столетия. Так что «пережитки», как будут называть законы дедов-прадедов в будущем, были еще очень и очень сильны в наши времена. Владимир сам в какой-то мере их соблюдал, несмотря на то, что хотел жить так, как ему вздумается.

Ни для кого не было секретом то, что князь был женолюбом. А раз так, то ислам, где разрешалось иметь нескольких жен, вполне подходил ему. Русичам несвойственны были семьи и отношения, при которых у одного мужчины было две-три жены. Владимир же жил, как многоженец. И количество женщин у него исчислялось даже не десятками. Другое дело, что иногда Владимир слабел. О приступах болезни, которые вызывали мужскую немочь, я уже говорил, но после них князь набрасывался на все, что имело женское подобие, с удвоенной силой, как бы навёрстывая упущенное. Владимир, честно говоря, поначалу даже желал принять ислам, но Добрыня, жестко поговорив с подопечным, разъяснил ему, что и к чему. Больше вопросов у Владимира не возникало. Правда, то было чуть раньше событий, о которых веду речь.

Что касается схода, то князь, обведя взором собравшихся, а было их больше двух десятков мужей славных и сильных силушкой и другими добродетелями, предложил каждому из них высказаться по поводу того, что они видели. Что было удивительным, князь внимательно слушал ответы мужей, которые все, как один, высказались за то, чтобы меня после победы в забавах богатырских в дружину призвать. Более того, Варгун, оказывается, выступил с предолжением сделать меня сразу даже не десятником, а сотником. Говорил Варгун спокойно и с силой речи умные. Умел воевода сказать, чтобы дело в выгодном свете представить, суть изложить и в грязь лицом не ударить. Князь, выслушав его, перевел взгляд на Вышеслава и спросил:

– Что думаешь, воевода?

Вышеслав со скамьи поднялся, вздохнул и говорит:

– Правду Варгун сказывает. Илью надобно к воинскому делу привлечь. Сила немереная в нем дремлет. Эту бы силу да поставить на доброе дело. За Ильей пойдут.

– А тебя не смущает, что Илья считает себя волховским воспитанником, что его в народе родичем кличут?

– Так и на руку нам это, – поразмыслив, дал ответ Вышеслав. – Родичи, стало быть, за Ильей пойдут. Ему доверяют. Илья – гордость родичей. Все видели, что с варягом сделали, который на него с ножом кинулся.

– Так-то оно так, – засомневался князь. – Как бы не вышло что-то. Кто его знает, что ждать от Ильи.

– Родич против князя не пойдёт, – уверенно заявил Варгун.

Владимир посмотрел на него, и в голову ему пришла мысль, которая здесь же была и озвучена.

– Ты Ильей и займешься, коли за него стоишь. Поедешь к нему и скажешь, что все, что между нами было говорено, в силе остается. Спросишь, что он хочет. Будешь моим поверенным с сегодняшнего дня. Задание тебе даю важное. Будешь за Ильей присматривать и помогать ему, мне обо всем докладывать. Понял?