Альберто Васкес-Фигероа - Испанец. Священные земли Инков

– Ты ждешь нападения? – спросил он.

– Какое место может быть лучше для засады? – прозвучало в ответ. – Если люди Атауальпы намереваются тебя схватить, то это как раз подходящее место. Подождем, пока разведчики не удостоверятся, что опасности нет.

– Меня больше волнует мост, нежели все солдаты Атауальпы вместе взятые.

Чабча Пуси лишь улыбнулся, не сводя взгляда с противоположного берега; ни одна даже самая мелкая деталь крутой стены, начинавшейся в нескольких шагах от входа на мост, не была обойдена его вниманием – до тех пор, пока фигура офицера, командовавшего охраной, не появилась на скале и не замахала руками, приказывая начать продвижение.

– Идем! – сказал он. – И помни, что этот мост прослужил уже больше века и не оборвался.

– Ничего себе утешение! Целый век!..

– Но каждые три года его восстанавливают… – добавил туземец. – У жителей этих гор нет иной обязанности в жизни, кроме как плести крепкие веревки и содержать мост в идеальном состоянии. Если дорожные инспекторы обнаружат хоть малейший дефект, то кураку сбросят в пропасть вместе со всей семьей. Это действует на тебя успокаивающе?

– Должно было подействовать, вот только ветер… кто его остановит?

Не дожидаясь ответа, он с обреченным видом двинулся вперед, но не успел пройти метров тридцать, как его поразил внезапный грохот, донесшийся из самой глубины каньона, и это был то ли рев, то ли безудержные рыдания, к которым примешивалось неистовое биение воды о гранитные стены, скрежет камней, которые поток волочил по дну, и завывания ветра, тон которого менялся каждую минуту.

Сила постоянно бушующего ветра, который стремился пробиться сквозь узкую горловину огромной естественной воронки, которую представляло собой ущелье, была такова, что за двадцать шагов до начала моста уже была натянута веревка, за которую надо было держаться, чтобы не подвергать себя риску и не оказаться безвозвратно утянутым в русло реки.

Испанец остановился, перекинул ремень аркебузы через грудь, подтянул покрепче меч и непромокаемую кожаную сумку, в которой хранил порох, и, громогласно чертыхнувшись в полной уверенности, что никто все равно не разберет ни слова, двинулся навстречу пренеприятному приключению – переправе через реку; он старался не смотреть вниз, поскольку это было бы все равно, что броситься в воду вниз головой, ведь даже на крепостной башне он испытывал головокружение.

– Я из Убеды, – только и смог прошептать он напоследок, как бы извиняясь. – Я из Убеды, которая по милости Господней расположена на ровной земле; вот уж не знаю, какого черта меня понесло исследовать самую горную страну на этом свете.

Несомненно, это были тоскливые минуты; столь же бесконечные, как самое жестокое сражение, в котором ему довелось участвовать за свою бурную жизнь, потому что на сей раз он сражался не с людьми и оружием, а с неукротимым ветром и сильным головокружением, из-за которого его совершенно не слушались ноги.

Поэтому он полностью сосредоточился на том, чтобы цепляться руками за все, что придется, не обращая внимания на происходившее вокруг, и лишь когда вновь ощутил под ногами твердую почву, заметил, что по ту и другую сторону моста развязался жестокий бой.

Откуда взялось столько людей, так и осталось для него загадкой: они выныривали из-за камней и кустов на вершине горы и, размахивая короткими мечами и тяжелыми булавами, обрушивались на солдат Чабчи Пуси. Те, в свою очередь, пытались отважно защитить своего предводителя, в то время как носильщики, поспешно побросав свою поклажу, кинулись бежать врассыпную.

Испанцу потребовалось всего несколько секунд, чтобы подготовить аркебузу и выстрелить в ближайшего из нападавших. Тот схватился за грудь, вопя от боли, однако, вопреки ожиданиям, на этот раз противника не охватила паника, поскольку грохот реки и ветер приглушили звук выстрела «трубы громов»; никто и не заметил, что несчастный был ранен невесть откуда прилетевшей свинцовой пулей, а не холодным оружием в рукопашной схватке.

Алонсо де Молина на какое-то мгновение почувствовал себя в дурацком положении; у него возникло непреодолимое желание отвернуться и засвистеть, сделав вид, что он не имеет ко всему этому никакого отношения. В итоге он схватил за руку кураку и прикрыл его собой в уверенности, что солдаты не смогут долго сдерживать напор противника, втрое превосходившего их по численности.

Он стал свидетелем неоправданной жестокости нападавших, которые сбрасывали в пропасть и мертвых, и раненых, и не сходил с места до тех пор, пока их предводитель, человечек с выбритой головой и деформированными ушами, украшенными золотыми кольцами, которые оттягивали мочки чуть ли не до плеч, не приблизился к нему – не без некоторой опаски – и не заговорил тоном, который по замыслу должен был звучать властно, а прозвучал фальшиво, поскольку пришлось слишком напрягаться, чтобы перекричать шум.

– Я – Пома Ягуар, наместник Уанкабамбы [23] Уанкабамба – одна из северных провинций Перу с одноименной столицей, расположенной в долине реки Уанкабамба, вдоль которой проходит Дорога инков, ведущая от Кито к Кахамарке. , и я приветствую тебя от имени моего господина Инки Атауальпы… – Затем он повелительно указал на Чабчу Пуси, которого почти не было видно за спиной испанца. – Отдай мне этого человека, который должен заплатить жизнью за свое предательство.

Молина твердо отказался.

– Этот человек – мой друг. Чтобы его убить, тебе придется попытаться убить и меня, и твой господин потребует от тебя отчета, как ты посмел поднять руку на Виракочу… Прочь с дороги!

Он оттолкнул того в сторону и, взяв Чабчу Пуси за плечо, поставил его перед собой, чтобы твердым шагом начать восхождение по крутому склону, уповая на то, что одним лишь спокойствием и надменностью сумеет спасти кураке жизнь.

Наместник Пома Ягуар колебался несколько секунд – находясь под впечатлением то ли от твердости, то ли от хриплости голоса андалузца, – однако этого времени оказалось достаточно, чтобы его люди расступились, освободив путь к вершине; некоторые с удивлением протягивали руку, чтобы коснуться блестящей металлической кирасы, на которой играли серебристыми бликами солнечные лучи.

Крутой склон был, без сомнения, самым узким, крутым и изматывающим из тех, что им уже пришлось преодолеть, однако Молина изо всех сил старался не выдавать своей усталости, и, несмотря на то что разреженный воздух высокогорья, похоже, вновь отказался заполнять его легкие, а голова грозилась лопнуть, он твердо сжал зубы и упрямо продвигался вперед, сознавая, что «бог» не может обнаруживать признаки слабости.

– Кока! – прошипел он, когда ноги, как ему показалось, должны были вот-вот перестать ему подчиняться. – Мне нужна кока… Быстро!