Игорь Сотников - Номенклатор. Книга первая

Так Гай Семпроний, до нервного тика Аппия Визалия его сосед, взял на себя право пользоваться его, Аппия Визалия, трудами. А именно тем, что он во время солнечной погоды пользуется тенью, бросаемой на его участок от дерева, посаженного им, Аппием Визалием, на своём земельном участке, в самой близи от разделительной межи их участков.

– Вот я и хочу, чтобы ты, Цецина Порций, рассудил и принял верное решение по этому вопросу. Разве в нашем республиканском правовом поле допустимо, чтобы чужими трудами так цинично пользовался не имеющий никакого отношения к делам и трудам твоим, человек сторонний? – Аппий Визалий так в итоге был эмоционален в лице и в руках, воздетых к небесам, что всеми тут предположилось, что он призвал также к ответу и всесильных богов. А кого он там, в небесах, призвал к ответу, то всего вероятней, Марса. Кто всегда заинтересован в человеческой разноголосице и спорах.

Но сейчас все смотрят не в сторону небес, которые призвал в свидетели Аппий Визалий, а всех сейчас интересует Ценцина Порций и то, как он на всё это дело посмотрит, в том числе и на самого Аппия Визалия, чья настырная и склочная видимость самовыражения не сыскала себе больших людских симпатий.

Ну а Цецина Порций не спешит демонстрировать себя человеком без серьёзного раздумья выносящего суждения и тем более решения, и он углубляется в свои мысли, чтобы на всё это дело посмотреть не с позиции силы, как на том настаивает весь бодливый вид Аппия Визалия, а справедливость требует для себя применения силы разумной мысли, кто сама, без давления на себя со стороны, разберётся, что правомерно, а что требует осуждения.

И вот на лице Цецины Порция, через вполне разумное время, которое было незатянуто до того момента, что все вокруг начинают терять интерес к этому делу и переключаются на более для себя насущные дела – зевать и ловить мух, появляется искра живости, и все, понимая, что он что-то там про себя надумал, обращаются всё своё внимание на его рот, ожидая, когда он раскроется и озвучит то, что он там решил надумать.

– Вижу твою, Аппий Визалий, самонадеянность и ловкость ума. – С первых своих слов Цецина Порций вгоняет в ступор ума Аппия Визалия, а собравшихся вокруг людей в лёгкую насчёт себя тревогу перед лицом такой строгости и дальнозоркости ума Цецины Порция, о ком ходили слухи, что он недалёкий тугодум, а он всё это сейчас оспорил, своим проницательным умом поразив всех здесь людей.

– Где ты падающую от твоего дерева тень возжелал выдать за отдельный объект юридического права. – Цецина Порций этим своим познанием юридического права и его применения во всех и в вот таких казусных случаях жизни, ещё сильнее нагнетает тревогу на свой счёт среди сограждан. – Тогда как тень дерева есть всего лишь производная от твоих поступков, в частности от твоей посадки этого дерева вблизи от участка твоего соседа, Гая Семпрония, за которые ты и только ты полностью несёшь любого рода ответственность. – Цецина Порций сделал паузу, бросив непримиримый взгляд с вот такой действительностью Аппия Визалия, человека с ловкой позицией на законное и юридическое право, поступающему, как ему заблагорассудится и как будет ему выгодно.

И Цецина Порций, не дождавшись от того возражений, продолжил доводить до его и всех тут собравшихся людей дальнейшие сведения по этому делу.

– А бросаемая твоими поступками тень, – вот явно не зря Цецина Порций сделал это обобщение, он давал всем понять, что более чем уверен в том, что Аппий Визалий во всём вот такой предприимчивый человек, слишком ретиво использующий юридическое право в свою сторону, и если его, а ещё лучше будет его соседей хорошенько спросить, то за ним вскроется масса вот такого рода хитроумных поступков, – как их следствие, падает не только на одного тебя, – за что ты опять же ответственен, – но и на людей тебя окружающих. В результате чего, их репутация безупречных граждан, теперь не так уже блестяще выглядит, когда на них падает тень чужих поступков. И в этом случае только они в праве оценивать и как им будет потребно использовать то, что несёт в себе отбрасываемая твоим поступком тень. – С той самой жёсткостью и бесспорностью, которую несёт в себя всякий приговор суда, проговорил Цецина Порций. Затем сделал моментальную паузу и вынес свой вердикт по этому делу:

– Так что я не только отказываю в твоём иске, Аппий Визалий, но и повелеваю тебе оплатить понесённые твоим соседом, Гаем Сепронием, расходы в результате твоей бесконечной глупости, скупости и не образованности. Неужели ты при посадке дерева не мог рассчитать такие самые простые вещи, как нахождение солнца на небосклоне и каким образом оно будет падать на твоё дерево.

Что и говорить, а Цецина Порций своей неожиданной быть может мудростью, и знаниями логических связок юридического права, которые собой соображают и создают судопроизводство, изумил, потряс и кого-то даже огорошил в этой всё слышавшей и собравшейся здесь массе народа. И даже Аппий Визалий, самый, наверное, недовольный этим вынесенным им решением человек, кто, скорей всего, и не согласен с этими выводами Цецины Порция и видит во всём этом деле предвзятость подхода Цецины Порция, не решается затевать по новому спор и грубить Цецине Порцию. А он, демонстративно сплюнув себе под ноги, типа вот я где видал твоё решение, Цецина Порций, и бросив неоднозначно понимаемую фразу, несущую в себе угрозу и тревогу для Цецины Порция: «Я за топором», резко развернулся и затем скрылся в гуще народа.

А Цецина Порций хоть и слегка напрягся в себе, сглотнув от тревоги за свою жизнь набежавшую слюну, – вон как оказывается сложно разговаривать со своим избирателем, где обязательно найдутся недовольные твоими решениями люди, – но вида не показал, что он боится этих угроз этого тщедушного Аппия Визалия, кто не посмеет замахнуться рукой с топором на такого видного мужа как он. А когда кто-то из толпы выказал догадку, что Аппий Визалий настолько взбешён вынесенным им, Цециной Порцием, решением, что решил пойти для себя на имущественные потери, порубив то самое дерево на своём участке, кое стало преткновением этих спорных мнений, то Цецина Порций и вовсе успокоился.

И как видит по нему Публий, сейчас прямо на него спокойными глазами смотрящему, то за всей этой его мудростью стоял никто иной как Этоʹт, а не какой-то там мим Генезий. Кто может быть и гениальный лицедей, и декламировать других людей и их мысли он умеет блестяще, но вот на мудрость, рождённую экспромтом, он не способен.

А между тем Этоʹт вышел из представляемого им же образа Цецины Порция, и неожиданно для Публия буквально близко к нему оказался, и не для того, чтобы перестать не чётко в его глазах выглядеть посредством дальнего расстояния, а он протягивает ему руку и кивком даёт понять Публию, что ему можно взять в руки то, что он ему протягивает.