Виктор Бурсин - Времена забытых лет

– Знаю, как умеешь, Лука Фомич. По весне нонче, когда монастырских прихватил и заставил их двор убирать, пока архиепископ их не заприметил.

– Пить надо меньше божьим людям, тогда и в образе человеческом по улице ходить будут, а не в портках грязных на четырех ногах и сеном во рту, – вспомнив веселую картину, засмеялся стрелец, – пошли, отведу, сам посмотришь на этих.

В помещении тюрьмы было затхло и сумрачно. Митька взял жирник 8 8 Жирник (устар.) – светильник, в котором горит жир или масло. и, осторожно ступая по земляному полу, пошел за стрельцом. Большинство дверей были открыты, но мутный свет от жирника не мог осветить дальше вытянутой руки. Неприятное чувство охватило Митьку. Все-таки зловещее место, не зря в народе полно разговоров, что уже не единожды видели чертей, выпрыгивающих из-под крыши заполночь.

– Тут они, шныры, – тихо произнес Лука и открыл внушительный засов самой дальней двери. Практически без шума запор отъехал, и дверь с легким скрипом открылась.

В кромешной тьме Митька увидел голубоватое свечение и два лика, озаренных небесным светом. Как будто маленькие молнии собрались в одно место в дальнем углу и мирно освещали все вокруг, разрезая мрак. Митька со стрельцом попятились назад и начали торопливо креститься. При этом парень от страха забыл, что у него в руке жирник, тот упал, и разлившееся масло загорелось на земле. Не видя ничего в темноте, несколько раз споткнувшись, Митька развернулся и, натыкаясь то тут, то там на стены, побежал к выходу. Судя по громкому дыханию и бранным словам сзади, Лука Фомич спешил следом. Распахнув с силой дверь тюрьмы, оба вылетели во двор и остановились только у крыльца съезжой избы. Митька еще раз перекрестился, перевел дыхание, ноги тряслись, шапка где-то потерялась. Бледный Лука Фомич стоял рядом и тяжело дышал. Народ начал обступать и спрашивать, что случилось, но ни тот, ни другой не могли ничего внятно сказать. В это время из дверей тюрьмы, осторожно выглядывая и жмурясь на солнце, появились два монаха. Первый, что постарше, перекрестился, второй, поглядев на товарища, повторил знамение.

Выглядели они странно, как показалось Митьке, но рогов под шапками и хвоста из-под рясы было не видно. Окружающий люд с любопытством посматривал то на чернецов, то на стрельца с Митькой. Подоспели помощники Луки Фомича, и тот уже хотел было скомандовать, чтоб вязали нехристь, но тут заговорил Митька.

– Погодь, погодь, Лука Фомич, дай-ка я с ними сначала потолкую, – и, чувствуя уважительные взгляды стрельцов, уверенными шагами двинулся к тюрьме. Остановившись в нескольких метрах от узников, Митька внимательно поглядел на лица монахов.

Да точно не черти, и лица русичей, но какие-то не северные, не наши, может, издалека пришли, размышлял парень. Он даже проникся легкой симпатией к странникам за это короткое время, а может, увиденное чудо возвысило их в его глазах.

– Откуда вы, божьи люди? – почти дружелюбно спросил Митька.

– Издалека идем к вам, – начал спотыкаясь и подбирая слова тот, что постарше, – дело у нас до вашего воеводы Иван Иваныча Одоевского, послание от самого князя Пожарского. А вы нас в тюрьму, изверги, – уже увереннее продолжал монах, – вели, мил человек, доложить князю.

Митька был слегка ошарашен, как старец распознал в нем слугу князя, может, то был божий свет в тюрьме, а не сатанинский, во всяком случае, верить в это очень хотелось.

– Будет доложено, – с достоинством ответил Митька, – погодите тут.

После этого он развернулся и подошел к старшему стрельцу.

– Ну, че там? – с истинным любопытством поинтересовался Лука Фомич.

– Пойду докладывать князю, на пригляду их, но по-доброму, – головой кивнул в сторону монахов парень.

Старший стрелец с четырьмя помощниками подошли к монахам и окружили тех неплотным полукольцом. Чернецы оглядывались и переминались с ноги на ногу. Люди, за неимением ничего интересного, начали расходиться.

Сдерживая шаг на улице, Митька двумя скачками вбежал на крыльцо, рванул дверь и чуть не столкнулся с выходившей из дома просительницей. Любопытство так и разбирало, лишь бы князь велел принять побыстрее. Перед дверью в горницу он выдохнул и сделал невозмутимое лицо, как ни в чем и не бывало.

Князь продолжал неспешный завтрак, рядом Ерошка услужливо пододвигал блюда с углов стола. Митя тихонько обогнул комнату и сзади подошел к Ерошке, склонившись, шепнул тому на ухо, что дальше сам справится. Подавая полотенце князю, как бы невзначай начал:

– Там во дворе Лука Фомич двух монахов прихватил, сказывают, что идут к тебе, Иван Иванович, с вестью от князя Пожарского.

– Что за люди, видел их? – облизывая губы, спросил князь.

– Один старик, другой помоложе, в рясах, но на чернецов, говорят, совсем не похожи.

– Лазутчики что ли? Или лихие какие?

– Да, вроде, нет. Говорят умело, не по-местному, и свет от них исходит, как от святых. – Посвящать воеводу во всю историю позорного бегства из тюрьмы он не стал. – Я, на всякий случай, велел пока их из тюрьмы выпустить, дожидаются твоего решения, воевода-батюшка. Наблюдая сзади, Митька видел, что Одоевский перестал жевать – верный признак княжеских раздумий.

– Вели сюды звать, стрельцы пусть за дверью ждут наготове, сам со мной останешься, глаз не своди, – с жесткостью в голосе проговорил воевода. – Посмотрим на твоих святых.

Митька радостный вышел из горницы и поспешил на улицу. Монахи по-прежнему топтались на крыльце тюрьмы, окруженные караульными. Подойдя к старшему стрельцу, слуга в точности передал слова воеводы и подошел к заждавшимся странникам.

– Ну, пошли что ль. Иван Иванович изволил принять прямо сейчас, я постарался, – чувствуя еще свой конфуз за бегство, сказал Митька.

– Спасибо, добрый человек, да воздастся тебе за деяния твои праведные, – ответил старший монах, проходя между расступившимися стрельцами.

Митька за спиной чувствовал неуверенную поступь монахов, поэтому время от времени поворачивался приободрить их дружеским взглядом. Подойдя к двери, учтиво пропустил вперед себя, указав рукой на горницу. Обогнал их в два шага и первым вошел в обеденную князя.

– Князь Иван Иванович Одоевский, воевода Вологодский, – почти как на приеме торжественно объявил Митька. На миг почувствовалось какое-то волнение, видимо передавшееся от монахов.

– Полно тебе Митя, не порти аппетит, – добродушно ответил князь, – проходите, люди добрые, расскажите, откуда вы к нам.

Несмотря на добродушные нотки в голосе, Иван Иванович внимательно, оценивающе глядел на гостей. Монахи вошли в горницу и встали возле дверей в нерешительности.

Слово взял старший монах:

– Мы, воевода-батюшка, издалека идем, из Новгорода. Шли сначала по московским землям, потом по ярославским, теперь у тебя. В ярославских лесах напали на нас люди лихие, все грамоты позабирали, деньги, коней, одежду, все, что с нами только и удалось унесть. Да и не монахи мы вовсе, в монашеском одеянии спокойнее в наше время ходить. А главное, князь Пожарский весть тебе важную просил передать.