Влад Ростовцев - Сходник

Поправь на боку кистень, проверь и нож на поясе. Да договорись, дабы до полудня кто-то присмотрел за твоим товаром.

Вслед попросил он Мезеню, торговавшему рядом, о том же для себя.

И огласил мухортому оперативнику Секретной службы Земли вятичей, подчиненной Высшему совету старейшин:

– Веди уж, раз уговорил! Да не торопко. И не петляй, а напрямки!

И уже с первыми шагами хода Молчану вспомнилась давняя предыстория приключений в Тмутаракани с Будимиром …

III

По поздней осени в городище нагрянул, по неизменному своему обычаю – без предупреждения, старший родич, от коего всегда жди сюрпризов. Завидев его, Доброгнева, отнюдь не запамятовавшая обстоятельства возвращения Молчана из Царьграда в одном рванье и без мошны, переменилась в лике! Взъярилась! И собрав малых – двухлетнего и грудного, на время откочевала к свекрови со свекром. Ибо не желала обихаживать Путяту, незваного, наглого и чуждого умыслами, явно намылившегося увлечь мужа ея в новую авантюру.

«Еще и вылакает, спаивая Молчана, все домашние запасы хмельного!», – уверенно заподозрила она, прозорливая. И крепко мечталось ей опрокинуть лохань кипятка на оного, вслед и саму ту емкость для постирушек напялить ему на башку – в знак демонстративной своей неприязни.

– Неласково встретила мя, – резюмировал старший родич по ее уходе. – Явно таит предубеждение! И не оспаривай, младшой: не женское дело – тайная служба Отечеству!

Невмочь осознать Доброгневе, что весь ты – неописуемый герой от макушки до пят! Понеже, по неразумности своей, полагает преходящие твои убытки выше непреходящей скрытной славы, коя – весь уверен я! – суждена тебе на многие поколения вперед, и восхищаться будут даже самые дальние потомки…

Вот она, бабья суетность! А ведь ты животом рисковал, ради Земли вятичей и соплеменников всех. Преодолел невзгоды, мало кому снившиеся!

И переполняет гордость, что одного я с тобой рода…

Тут даже Молчану, коему отнюдь не было чуждым бахвальство, показалась преизбытком столь явная лесть.

И еже осушили по второму ковшу, справился он у Путяты, отринув деликатность, якоже неразумную тут, зачем пожаловал сей, решительно не веря, что старший родич истосковался по общению с ним и прибыл для устранения данного дискомфорта.

– Да я к тому и веду, что созрел ты для новых подвигов! – живо откликнулся старший родич. – Ибо, имея дарования и смелость, превыше даже моих, не разу не был в Киеве.

А досконально ли осведомлен ты о Тмутаракани, мимо коей проплывал, следуя в Царьград и обратно? Вельми усомнюсь!

И скорбно мне сие! Ибо заслуживаешь ты, аки никто из всех иных…

«Тмутаракань? Припоминаю: проплывали, еще и названию подивился. А иной осведомленностью точно не располагаю», – подумал Молчан.

– Не впадай в огорчение! Даже и в Киеве лишь немногие ведают о ней, а из вятичей – одни избранные! – вмиг разгадал его мысли Путята, понеже и подводил к ним. – Хошь поведаю?

И Молчан, твердо полагавший себя отнюдь не рядовым вятичем, а наособицу, согласился послушать. Вдруг и взаправду небезынтересно оное?

И просветил его старший родич, будучи вельми осведомленным в силу начальствующей должности в Секретной службе и располагая доступом к самым потаенным сведениям.

Одновременно стал искушать – по неизменной своей привычке и служебной надобности, исходя из особливого норова Молчана, бывшего рабом своих нежеланий: аще решил упереться, не сдвинешь!

Оказалось, что Тмутараканью прозывается территория, омываемая двумя южными морями, и главный град на ней, в коем есть даже мощеные улицы, словно в Царьграде!

А контролирует пролив меж теми акваториями крепость, возведенная хазарами, являющаяся неприступной для ворогов каменной цитаделью с неимоверной толщиной стен, и невозможно взять ее приступом. И слаб супротив той крепости даже Киев, огороженный лишь простым земляным валом с деревянными надстройками, а мощеных улиц в нем всего ничего! – хватит, дабы счесть их, перстов на одной длани, еще и останется…

Со стороны того моря, что именовалось у ромеев Меотийским озером, город представляет почти вертикальный остров. Со стороны же пролива Тмутаракань – очень удобная гавань, защищенная с обеих сторон мысами, и крупный морской порт.

Лето там жаркое. Даже вызревает красный и черный виноград, из коего делают отменное вино, знакомое Молчану по Царьграду, и получают вкуснейший изюм. Растут и абрикосы, неведомые в Земле вятичей, сладчайшие груши и арбузы – насыщайся, сколь влезет!

А зима – мягкая и без морозов.

Аще наскучат спелые и сочные фрукты, равно и изюм – в выпечке и сам по себе, а с ними и вина, самое время поохотиться! И любы будут для столь знаменитого охотника кабаны, русаки, лисы, да и утки. Обильно водится в Тмутаракани и выдра – водное животное с таковым мехом, что лишь бобровому и уступит! Из рыбы же обильны уловами судак, щука и карась. Радостны Молчану соловьиные трели, а есть там и соловьи особой породы! И подлинно удивителен зверь названием болотная рысь, вполовину мельче нашей лесной, ныряющий, будто выдра, и плавающий, аки карась. А нет во всей Земле вятичей такового хищника. Вот оно, вожделение для истинного мастера ловитвы!

Все же со временем приедаются и вина – даже возбуждающее все естество сладкие, и чревоугодие, и охота с рыбной ловлей, даже и соловьиное пение. А не след печалиться! Ибо прелестницы не приедаются, доколе не остывают с возрастом все порывы любострастных желаний. Однако не след печалиться о сем Молчану в его ближайшие тридесять лет, а то и сорок!

Тем паче, Тмутаракань – не однообразный женской природой Царьград, где одни ромейки да ромейки! Ясно, что неизбежным будет в нем скорое пресыщение, подобное каждодневному употреблению одного и того же самого яства, даже самого изысканного. Тут затоскуешь и по присоленной горбушке!

В Тмутаракани же в наличии девы многих народов, разные обликом и нравом. Любые зенки станут косыми в разные стороны, ежели выбирать! Хазарянки, гречанки, иудейки, армянки! И лишь одно объединяет их: неимоверная краса и готовность усладить тех, кто достоин их совершенства.

– Самому бы мне туды! – как бы непроизвольно и почти правдоподобно вырвалось у Путяты.

Однако Молчана, привычного уже к неискренности прыткого завлекателя, не впечатлило сие откровение. Хотя и не усомнился он, что его неугомонный старший родич даже ноне не оплошал бы и с девами, черными кожей, о пылкости коих, особливой, поведал ему в Царьграде многоопытный и сведущий Фома-прохвост.

«Красиво бает, да он всегда таков! – подумалось ему по осушении третьего ковша. – А не отказался бы я от арбузов, винограда, абрикосов, груш и изюма, полюбившихся мне на том задании, а уж от виноградного вина – и подавно! И сколь любо было бы послушать южных соловьев с их коленцами!