Тамим Ансари - Разрушенная судьба. История мира глазами мусульман

Когда идеальное будущее, представляемое как постиндустриальное западное демократическое общество, принимается за конечную точку истории, нарратив, ведущий к нашему «здесь и сейчас», включает в себя примерно следующие ступени:

1. Рождение цивилизации (Египет и Междуречье).

2. Классическая эпоха (Греция и Рим).

3. Темные века (возникновение и распространение христианства).

4. Возрождение: Ренессанс и Реформация.

5. Просвещение (развитие естественных наук).

6. Революции (демократические, индустриальная, технологическая).

7. Возникновение национальных государств; борьба за империю.

8. Первая и Вторая мировые войны.

9. Холодная война.

10. Победа демократического капитализма.

Но что если взглянуть на мировую историю глазами мусульман? Готовы ли мы смотреть на себя как на «испорченную» версию Запада, идущую тем же путем, только медленнее и не так эффективно? Едва ли. Для начала, у нас иной порог, разделяющий историю на «до» и «после»: нулевой год для нас – это год переезда Пророка Мухаммеда из Мекки в Медину, его Хиджры, создавшей мусульманскую общину. Именно эта община воплощает для нас понятие «цивилизации», а импульс, придающий нашей истории цель и направление, состоит в том, чтобы совершенствовать этот идеал.

Однако в последние столетия мы, быть может, начали ощущать, что что-то пошло не так. Мы видели, что община перестала расти, в ней появились внутренние нестроения, соперничающие друг с другом встречные потоки. Иное историческое направление явно побеждает. Как наследники мусульманской традиции, мы принуждены искать значение истории уже не в победе, а в поражении. Нас раздирают два противоположных импульса: изменить свое представление о «цивилизации», чтобы влиться в поток мировой истории – или бороться с ходом истории, стремясь вернуть его к нашему понятию «цивилизации».

Если печальное настоящее, переживаемое исламским обществом, принять за «здесь и сейчас», которое должен объяснить нам ход мировой истории, то нашу историю придется разбить примерно на такие стадии:

1. Древние времена: Междуречье и Персия.

2. Рождение ислама.

3. Халифат: поиск универсального единства.

4. Раскол: век султанатов.

5. Катастрофа: крестоносцы и монголы.

6. Возрождение: эпоха трех империй.

7. Проникновение Запада на Восток.

8. Реформистские движения.

9. Триумф светских модернистов.

10. Исламистская реакция.

Эдвард Саид писал о том, что на протяжении столетий Запад конструировал «ориенталистскую» фантазию об исламском мире, в которой ощущение чуждой и враждебной «инаковости» смешивалось с мечтами о богатстве и порочных наслаждениях. Верно, в той степени, в которой сознание западного человека вообще уделяет какое-то место исламу – пожалуй, его описывают так.

Но куда более интригует меня почти полное отсутствие любых, даже таких описаний. Например, в дни Шекспира величайшими мировыми державами были три исламские империи. И где в шекспировских пьесах все эти мусульмане? Их нет. Если не знать, что мавры были мусульманами, мы не разглядим их даже в «Отелло».

Два огромных мира сосуществуют бок о бок; не странно ли, как мало они замечают друг друга? Будь западный мир и исламский мир людьми, мы увидели бы в этом симптомы подавления. Мы спросили бы: «Что между ними произошло? Быть может, они когда-то были любовниками? И у них какая-то тяжелая общая история, о которой оба стараются забыть?»

Однако, думаю, есть другое, не столь сенсационное объяснение. На протяжении большей части истории Запад и ядро нынешнего исламского мира существовали, как две отдельные вселенные: каждая была занята своими внутренними делами, каждая считала себя центром человеческой истории, каждая жила в своем нарративе – вплоть до конца XVII века, когда эти нарративы начали пересекаться. Поскольку эти нарративы противоречили друг другу, кто-то должен был уступить. Западный нарратив оказался более мощным, его течение возобладало и начало подрывать исламский нарратив изнутри.

Однако побежденная история не закончилась. Она продолжала течь под поверхностью, словно подземная река – и течет там по сей день. Нанося на карту современные горячие точки – Кашмир, Иран, Чечню, Балканы, Израиль и Палестину, Ирак – мы обозначаем границы некоего единства, которое давно исчезло с карты мира, но все еще бьется и рвется в попытках выжить.

Эту историю я и хочу рассказать на страницах своей книги. Подчеркну слово «историю». «Разрушенная судьба» – не учебник и не научная работа. Скорее, это то, что я мог бы вам ответить, если бы мы встретились где-нибудь в кофейне, и вы бы спросили: «А что значит “параллельные мировые истории”?» Аргументацию, приведенную мною здесь, можно найти во множестве книг, стоящих на полках университетских библиотек. Если академический язык и сноски вас не пугают – читайте их. А если хотите услышать интересную историю – читайте мою книгу. Сам я – не ученый, но использовал труд ученых, которые просеивали необработанный исторический материал, чтобы прийти к определенным заключениям, и философов истории, которые, в свою очередь, просеивали работу исследователей, чтобы прийти к метавыводам.

В сюжете, охватывающем несколько тысяч лет, я, как может показаться, уделяю слишком большое внимание краткому периоду в какие-нибудь полвека: однако на этом периоде я задерживаюсь, поскольку он охватывает жизненный путь Пророка Мухаммеда и первых четырех его преемников – основополагающий нарратив ислама. Эту историю я пересказываю как волнующую человеческую драму, поскольку именно такой знают ее мусульмане. Ученые оценивают эту историю более скептично, предпочитают немусульманские источники якобы не столь объективным мусульманским, поскольку главную свою задачу видят в том, чтобы докопаться до «реальных событий». Моя же главная цель – показать то, во что верят мусульмане, что мотивировало их на протяжении столетий, что и по сей день делает различимой их роль в мировой истории.

Впрочем, сделаю здесь одну оговорку касательно происхождения ислама. В отличие от более древних религий – иудаизма, буддизма, индуизма, даже христианства – мусульмане начали собирать, запоминать, пересказывать и сохранять свою историю сразу, как только она происходила; и не просто сохраняли, но и снабжали каждый рассказ цепочкой источников, перечисляли свидетелей каждого события и составляли список всех, кто передавал рассказ о нем из уст в уста, вплоть до человека, который первым его записал. Эти ссылки на источники призваны были подтвердить достоверность рассказанного так же надежно, как подтверждаются свидетельские показания в суде.

Означает это лишь то, что ключевые для мусульман истории не следует воспринимать как притчи. Слыша притчу, мы не просим доказательств, что изложенные в ней события действительно имели место: ее смысл не в этом. Нам неважно, правдива ли история – важно, чтобы верен был заключенный в ней урок. Мусульманские истории не заключают в себе такого рода уроков: это не рассказы об идеальных людях в идеальном мире.