Александр Минченков - Сокровища дьявола

В апреле Буряк пригласил девушку, как бы между прочим, посетить его скромное жилище, показать, как живёт холостяк, напоить чаем. Что ж такого, не в ночь человек в гости зовёт, а день на дворе. Откажись – обидится, неудобно получится.

Ведала бы Нюра, что из этого выйдет, знала б намерения развратника, разве ж оказалась бы тогда она в его избе? Конечно нет. Буряк девушку угощал чаем, предлагал меж разговорами и вино. Нюра отказывалась, кушала только сладости, а Буряк выпивал. Закипела страсть у Буряка, прям безудержно, прильнул к девушке, принялся обнимать и целовать в щёки и губы. Нюра опешила, отталкивала от себя, сколь было мочи, стыдила, да где там, силы неравные, и не одолеть кобеля в облике человека.

Ублажив свой порыв, Буряк успокоился и завершил гнусное дело выпитым стаканом вина. Нюра же рыдала, ревела со стоном от стыда и позора, руками хваталась за голову. «Да не убивайся ты так, чего особенного? Спроси любую бабу, нет здесь ничего зазорного, такое меж мужчинами и женщинами дело обыденное, не нами, природой устроено…» – успокаивал девушку Буряк. Больше он не встречался с Нюрой и не желал знаться, обходил, не замечая, а та при виде его издали пряталась или направлялась иной дорогой. Прежде чем выпроводить Нюру из дому, так Буряк наказал: «Смотри, если язык развяжешь, кому что меж нами произошло, так я тебе его вырву, а то, гляди, и жизни лишу. Всё с согласия твоего было! Поняла?! Сама в гости пришла, сама за стол с вином села, сладости уплетала. Я ж мужик, мне тоже сладкого хочется. Помни наказ! А не то тебя вместе с бабкой в доме сожгу, и знать никто не будет, не дознаются, кто поджёг… Сожгу!»

Агафья сразу заметила перемену в девушке, ни улыбки, ни смеха былого, одна грусть и печаль, а то и слёзы на глазах наворачиваются. Выведала у неё, а как Нюра рассказала, так бабка заохала, запричитала и хотела было отправиться в милицию, однако Нюра не пустила, объяснив, как грозился Буряк.

Скверное настроение у девушки заметили и Спиридоновы. Пригласили её в гости и вытянули наружу её беду. Бабка до этого поступила по-своему – посетила милицию, объяснила, о чём знала. Буряка тут же вызвали, а он заверял: не виноват, по согласию, спросите дивчину. Нюру вызвали, подтвердила и заявление не оставила, побоялась по известной читателю причине.

Матвей, как узнал, скрипел зубами, стучал от злобы по столу кулаками: «Зашибу гниду! Зашибу!! Ах ты сволочь, нашёл с кем утеху устроить!..» Галина Нюру прижимала к себе, успокаивала, а та плакала.

Шум устроил Матвей на шахте, в забое, когда бригада была вся в сборе. Он наседал на Буряка сначала голосом, а как тот отрицал и представлял дело иначе, он кинулся на него с кулаками, бил и приговаривал: «Убью, зараза!! Да как такую сволочь земля держит! Ведь знаешь, Нюра сирота, а ты как с пошлой девкой обошёлся, жизнь ей испортил! Забью! Сгинь с моих глаз, пока прямо здесь не закопал!..»

Ненависть кипела в душе Матвея, не мог видеть Буряка, почему и упросил начальника шахты убрать из бригады, и чем быстрее, тем лучше, иначе за себя не ручается. Шило в мешке не утаишь, а тут такие разговоры пошли. На шахте, да и во всём посёлке люди стали на Буряка иначе смотреть, с укором и гневом, и тот ощущал на себе недобрые взгляды, хоть переезжай на другой прииск или вовсе район покидай.

За подъёмное золото, если кто-либо находил, платили. Цена за грамм гораздо ниже, чем государство платило золотодобытчикам. А так если по совести поднял самородок – принёс в приисковую кассу – получи деньги. Хищение, укрывательство, то трясись душою и бойся, где надёжно спрятать, да кабы кто не узнал, а потом и сбыть золото непросто, это не огурцами на рынке торговать. Но охочих поживиться за счёт хищников металла, заполучить его в свои руки, таких хватало, они сами чутьём порой находили тех, у кого что припрятано, и сходились в доброй цене. А это же какой доход, если дело тайно и на поток поставить! Бывало, вылавливали воров, и многих, отправляли в тюрьмы, на каторжные работы на длительные сроки за хищение золота, до высшей меры никоторые доходили. Но всё не впрок – золото словно дьявол притягивал многих к своим подземным сокровищам.

Сдавать в кассу поднятое золото это не те люди – Хапугин и Буряк, то ж, если по уму, так сбыть дороже можно иль часть металла на чёрный день оставить, кто знает, как жизнь дальше повернётся. Оба хитрые и алчные, они и в дом всё несут; где что не так лежит, так к себе тянут, наверное, это их и свело, сплело в одну верёвочку. Ещё до войны приехали в бодайбинский район. На фронт не призвали, на шахтах оставили, как и многих мужиков, чтобы добывать золото – стране нужна была твёрдая валюта. Понятное дело, весь народ в тылу делал всё возможное для фронта и Победы над врагом, но и приходилось покупать часть вооружения и продовольствия в Англии и Америке, а те, кому война мать родная, к деньгам руки тянулись, запросто так не помогали.

Буряк сорока лет, но до сих пор холост, приехал с Украины на заработки, прознав про Ленские прииски, мечтал скопить денег и вернуться на родину. А как золото в карманах нащупал, так и вовсе загорелся обогащением – есть теперь c чем развернуться, устроить будущее!

Хапугин женат и возрастом на четыре года старше, и тоже из приезжих на прииске. Оставили с женой свою хату в деревне на Псковщине и прикатили тоже, как и Буряк, денег заработать, от нужды уйти, да что говорить, таких в районе много заезжих из разных сёл и деревень. Здесь дочка родилась, в школу ходит. Мысли одолевали: как скопят, так поселятся на Большой земле в каком-либо городе. Глядя на местных аборигенов, занялся любительской охотой на плавающую и борову дичь, но больше интересовали соболя, мех ценный, они всегда в цене. Когда кроме денег появилось золотишко, эта мечта обрела новый смысл – податься к морю, в Крым, купить дом с садом и машину «москвича». Там выйти на лиц кавказской национальности и сбыть им золото, этот, мол, народец хваткий до жёлтого металла и не болтливый.

Пройтись до Торбеевского зимовья предложил Хапугин, Буряк не раздумывая согласился. Оно не так далеко и безлюдно – всего-то семь километров, полтора-два часа ходу. Тем более определились: золото лучше спрятать в лесной глуши, так надёжней. Знали, рядом с избушкой небольшая каменная россыпь, в ней и устроить тайник.

Каждый в своём рюкзаке вместе со снедью принесли золото и прихватили безмен, прикинуть вес и знать, по сколько выходит на брата. Хранить дома никак нельзя, чёрт попутает-замутит, и вся житуха крышкой накроется.

Заглянем с читателем, что же происходило в зимовье, пока Матвей Спиридонов шагал с ружьём через плечо и котомкой за спиной по Верхнему Аканаку, а затем по Гатчинскому урочищу до тока, пока не увидел глухаря и пытался по нему произвести выстрел.