Татьяна Беспалова - Кортик капитана Нелидова

– Им по девятнадцати, – между делом напомнила Лариса.

– А тебе – двадцать три.

Что значат эти слова? Лариса в недоумении уставилась на мать, но глаза Анны Аркадьевны скрывалось в тени, создаваемой полями её лиловой шляпы.

«Матушка, матушка, за столы садятся, сударыня матушка, за столы садятся! – Дитятко милое, не бойсь, не пужайся!»

Анна Аркадьева сделала первый крошечный глоток и окликнула увлечённую сервировкой стола дочь:

– Ларочка!

– Что, матушка?

– Тебе предстоит сделать выбор.

– Я уже выбрала тот узорчатый поплин. Помните? Бледные розы по молочному полю…

Лариса нанизала на пальцы левой руки дужки двух чашек. В правую она взяла два соответствующие им блюдца и отправилась к дальнему концу стола. Там обычно располагается хозяин дома, Кирилл Львович. Старший из двух братьев Ларисы занимает место слева от него. Справа – место самого интересного для Кирилла Львовича гостя.

Лариса продолжала толковать об отрезах тканей, полученных на днях из Милана, когда матушка перебила её.

– Да оставь ты пока наряды. Я не о том. Послушай, дочка. Нам с отцом не хочется, чтобы ты сделалась Бергер или Штиглер. Ни сейчас, ни впоследствии, когда оба твои ухажёра повзрослеют. Твой отец и я, оба мы, считаем, что Иван Савельевич Русальский станет для тебя наилучшим выбором.

– Матушка!..

– Не перебивай, милая. Итак, Русальские хоть и небогаты, но Иван у родителей единственный сын, и дробить именьице нет нужны. Русальские – старинный дворянский русский род. А породу за тысячу рублей не купишь. И за десять тысяч. И наконец, Ларочка, Иван твой ровесник, что тоже немаловажно. Возможно, у нас с твоим отцом старомодные взгляды. Конечно, в наше время брак с мужчиной моложе считался бы мезальянсом, тем более с таким юным мужчиной, как Бергер или Штиглер. Тебе известно, что Кирилл Львович старше меня на двенадцать лет, не так ли?

– Матушка! Ах, я растяпа…

Две английские чашки – будто сговорились! – выскальзывают из её пальцев и рассыпаются по полу цветными черепками.

«Матушка, матушка, образа снимают, сударыня матушка… Меня благословляют… – Дитятко милое, что ж, Господь с тобою!»

– Господь с посудой! Наживём ещё. Не торопись звать прислугу, дочь. Давай поговорим как следует. Присядь вот тут, напротив меня. Имеешь что-то возразить?

Лариса, подчинившись отчасти повелению матушки, усаживается против неё. Берёт со стола полную чашку, которую налила для себя, чтобы составить компанию Анне Аркадьевне. Налила, да и позабыла за волнением.

– Имею, – едва слышно произносит она, не в силах встретиться взглядом с самым родным человеком.

Да и как тут встретишься, если лиловая шляпа бросает на лицо Анны Аркадьевны досадную тень, в которой глаз не отыскать?

– Дочка, мы оба, твой отец и я, остаёмся в недоумении. Разреши же его наконец.

Лариса смотрит на шелковые ленты, украшающие шляпу матушки, вопросительно.

– Это жестоко! – прерывает её Лариса.

– Вовсе нет. Юрий Бергер отличный мальчик. Но прежде, чем жениться, он должен повзрослеть. Он ещё сто раз переменится и в конце концов выберет девушку своего круга – купеческую дочку или мещаночку. А что касается Владислава… – матушка на миг умолкла, словно обдумывая слова.

– Владислав мне не нравится! – выпалила Лариса.

– Владислав много теряет рядом с Бергером, но и он неплохой юноша. Возможно, сделает хорошую карьеру в политике. Но и такие карьеры делаются годами, а ты у нас уже не можешь ждать.

Тогда Лариса отважилась:

– Матушка, Юрий Бергер нравится мне больше других!

Выпалив это, она испугалась собственной отваги. Захотелось спрятать лицо хоть за ладонями, но чашка! Поставить на стол чашку с недопитым чаем – это настоящий бунт против матери. Тем временем Анна Аркадьевна продолжала раздумчиво, словно и не было этой безумной Ларочкиной эскапады:

– …Но Бергер с этими его автомобильными гонками и скачками на породистых рысаках. С его щедростью и лихими забавами! Бергер не может быть не интересен. Однако что такое его семья? Отец получил личное дворянство, в то время как ты… Впрочем, на днях Иван разговаривал с твоим отцом. Целью разговора было выяснить отношения Кирилла Львовича к его возможному браку с тобой. Иван весьма деликатно испросил разрешения сделать тебе формальное предложение. Отец одобряет Ивана, и я прошу тебя предложение Ивана принять.

Матушка наконец снимает шляпу. Её ореховые глаза встречаются с голубыми глазами дочери, и Лариса понимает, что её мать намерена настоять на браке с Иваном Русальским.

– Выходит дело Иван? – спрашивает дочь.

– Конечно, Иван. Он мягок и, главное, он влюблён в тебя. А Владислав, на мой взгляд, слишком жёсток и чрезмерно увлечён какими-то своими идеями. Сегодня одни идеи. Завтра другие идеи. А как же семья? Должно же быть в мире и что-то незыблемое. Кстати, и отец просил передать тебе наше общее мнение: наш выбор – безусловно, Иван. За деньгами дело не станет. За тобой дадим приличное приданое. Вам хватит. К тому же Иван, как я полагаю, в полном согласии с твоим отцом, вполне разумный человек и сочтёт себя обязанным непременно работать. Да-да, дочка. Твой отец не любит разговоров о женской эмансипации и всеобщей обязанности работать. Мы с ним оба – персонажи Антоши Чехонте. Но вы – ты сама, твои братья, Иван, Юрий, Владислав и другие из вашего кружка – вы уже совсем другие. Двадцатый век обяжет работать каждого, вне зависимости от чинов, состояния и сословной принадлежности. И Иван будет работать, я уверена в этом.

– А я? – с непочтительной запальчивостью спрашивает Лариса.

В ответ матушка прикасается кончиками пальцев к её щеке. Она улыбается, прикосновение её приятно, но в глазах самая досадная ирония.

– Что это значит, матушка? Я тоже хочу работать!

– Если на то станет воля твоего мужа, – мягко отвечает матушка.

– Воля мужа?

– Конечно. Выходя замуж, девушка выходит из-под воли родителей и оказывается в воле мужа. Твои подруги из стен Смольного вышли сразу замуж, а ты вернулась к нам. Дело ли это? Сделай же свой выбор, милая. Ты у нас такая красавица и умница.

Нежная ладонь матери ласкала её щеки, шею плечи, но взгляд Анны Аркадьевны был твёрд и холоден, как надгробный камень. Несмотря на это, Лариса решилась возразить ещё раз:

– Матушка, эдакая замшелая патриархальность! Из одной воли в другую. Не лучше ли, повременив с замужеством, поступить пока на работу.

– На какую работу?

Матушка спрятала ладонь под шалью. Её губы вытянулись в жёсткую прямую линию.

– Ну… право… на какую?.. Я могла бы, скажем, преподавать…

– Преподавать непослушание родителям?

– Матушка!..

– Пожалуй, я стану думать будто ты всерьёз влюблена в Бергера. «Он мне нравится больше других!» Подумать только! И не надейся, что я пропущу такое мимо ушей.