Татьяна Беспалова - Похищение Европы

— Курдские ополченцы, говоришь? Пошло славное воинство воевать за Аллаха! Немного заблудилось и попало на минное поле. Стали вызванивать своим, дескать, выручайте, братцы! У братцев была реактивная система разминирования. «Змей Горыныч» называется. Не слыхал, борода? Да чего ты понимаешь! Как ею пользоваться? Да её во вторую чеченскую применяли. Ты сам-то там не был? А я так думаю, что был. По возрасту как раз проходишь. Короче! Разминирование осуществляется путём возникновения ударной волны от взрыва заряда. Взрывная волна воздействует на взрыватель мины. Догнал, борода? Система, разумеется, российская. Не знаю я, где курды её взяли. В каком-то вашем «военторге». Ну так вот, лупанули «Горынычем». Мимо. Поколдовали и снова: бах. Рядышком. Что надо! Но тут нежданчик получился: на поясах воинства сдетонировали гранаты РГО. Повезло тем, у кого их не было. В общем, повод уцелевшим помянуть «ихтамнет». Мораль: нефиг шастать по минным полям. Я к тому это говорю, что может нефиг целиться? Если перед нами минное поле, не лупануть ли из «Горыныча». Если у них и есть что на броне, тоже сдетонирует. Как ты думаешь, Затычка?

Но Абу Маариф аль-Эфвэ молчал. Не отнимая бинокля от глаз, он вглядывался в каменистую степь. За кромкой горизонта один за другим возносились дымные грибы дальних разрывов. Шурали слышал глухой рокот. Там шёл бой. Не дождавшись реакции командира, русский обернулся к Шурали. Едкий, как сок недозрелого лимона, холодный, как лед на вершинах Шахфулади [1] Шахфулади – горная вершина хребта Баба в центральной части Афганистана. , взор его серых, с тёмной каймой вокруг радужки, глаз вонзился в Шурали.

— А ты, борода, выходит, снайпер?

Языком арабов русский владел в совершенстве, но Шурали не знал, что ответить на такой простой, казалось бы, вопрос. Ему не хотелось демонстрировать северянину своё знание арабского языка. Можно пока притворяться глухонемым или, как вариант, заговорить с ним на английском. В отряде Затычки бойцы часто разговаривали друг с другом на языках американцев и европейцев. Шурали мог говорить на английском и немецком, но писал только на английском. Делал это без удовольствия — слишком тяжелы были воспоминания о долгом сидении в американском лагере под Умм-Каср [2] Умм-Касср – город в Ираке, вблизи которого располагался фильтрационный лагерь Кэмп Букка (существовал с 2003 по 2009 г.г.). .

Русский был высок, жилист, длинноног и длиннорук. Молодая его борода уже значительно отросла и закрывала всю шею, до груди. Подвижный как макака, он никак не мог усидеть за бруствером окопа. Его белобрысая голова то и дело высовывалась наружу. Он, действительно, являлся хорошей мишенью для снайпера. Но, по счастью, единственный настоящий снайпер сидел сейчас рядом с ним, плечом к плечу, в теплой пыли на северной окраине Халеба. Совсем иначе пойдут дела, когда они войдут в город. Там снайперы неверных сидят на каждом перекрестке. Там северянину и настанет конец, но пока…

— Мы войдем в город с наступлением ночи, — где-то у них над головой проговорил Абу Маариф аль-Эфвэ по прозвищу Затычка. — Там применим другую тактику. Возможны большие потери. Аллах призовет к себе самых отважных и неразумных…

Затычка со свитой расположился в укрытии позади окопа — обычной для этой войны конструкции из мешков, наполненных песком с узкой амбразурой посередине. Свита Затычки состояла из двух его жен, его наперсника Фархата и русского прислужника. Сейчас в амбразуре были видны четыре пары глаз: чёрные, серые, синие, карие. И все внимательные, если не сказать озабоченные. Русский прислужник, по обыкновению, смотрел на мир через солнцезащитные очки.

— Я вижу движущийся предмет! — прокричал русский. — Там! Смотрите! Сейчас он отделится от горизонта!

Разноцветные глаза впились в размытую линию, отделяющую небо от земли. Шурали тоже на миг показалось, что он видит быстро движущийся угловатый предмет. Вот он мелькнул между столбами дыма и огня, но прозвучал новый взрыв и новое дымное облако скрыло его.

Прислужник Затычки что-то ответил русскому на языке их народа. Шурали не понял ни слова. Но уяснил главное: это грубая отповедь, которая, впрочем, нимало не смутила русского. Он съехал с бруствера на животе, ногами вперед, снова устроился рядом с Шурали, снова заговорил на языке арабов.

— Аллах ведает, что ждет нас в Алеппо. В былые времена я пил огненную воду, но сейчас не могу. У тебя нет травы?

— Нет, — отозвался Шурали. — Ты из каких мест, брат?

— С Тюмени.

— Не знаю такого кишлака.

— Тюмень — большой город. В России. За Уралом. Там снега больше, чем здесь пыли. Там живет другой народ. Они такие… Ты знаешь… Ну, русские они.

Он пощелкал грязными пальцами, пошевелил бородой…

— Это что-то значит? Я не понял, — сказал Шурали.

Шурали хотелось, чтобы он продолжал говорить. Интересный язык! Казалось, русский хочет забыть его, но не получается никак, хотя арабский знает, как родной. О, способность к глубинному познанию чужих языков возвышает человека над временем и пространством, приближает к Аллаху. Эту ценнейшую из житейских истин Шурали в полной мере смог постичь во время четырехлетнего сидения в фильтрационном лагере под Умм-Касром. Тамошний его наставник, майор Абрамс, сумел выгравировать основополагающие аксиомы на скрижалях его не испорченного гуманитарными науками сознания. Он преподал ему не только иностранные языки, но и основы политологии и обществознания. От него Шура-ли узнал, что русских много, а если это так — они страшная сила. У такой силы должна быть и могучая идея. Ни одно воинство не может размножиться и воодушевиться на значимые свершения без достойной идеи. Да, майор Абрамс преподал Шурали немало полезных наук. Но язык русских! Его майор и сам не знал.

— Многие в бога не верят. Некоторые делают вид, что верят. В церковь ходят и всё такое. А на самом деле — ни рая, ни ада для них нет. Одно только мясо, кровавое мясо — живое или мертвое.

— У вашего народа есть поэты? — теперь Шурали заговорил с ним на языке дари. — Ты знаешь, что такое стихи?

— Вот смотрю я на эту каменистую степь и чудится мне всякая фигня… — Русский, словно не слыша его вопроса, продолжал лопотать, обильно пересыпая язык арабов словами родного языка, непонятного пока Шурали. Нет, лучше вовсе не смотреть на него. Этот человек, как и многие бойцы ан-Нусры, одержим приспешниками Неназываемого. Шурали отвернулся.