Карл Май - Через пустыню

— Да, купим фиников и попьем хорошей воды. Потом мы продолжим путь.

Спустя четверть часа, отдохнув, мы последовали по конной тропе, ведущей из Седдады в Крис. Налево от нас поблескивала поверхность Шотт-Джерида. Я любовался этим пейзажем.

Заманчиво поблескивающая, но коварная равнина лежала слева от нас, когда мы скакали по дороге в Крис, откуда тропа ведет через шотт в Фитнасу, расположенную на полуострове Нифзоа. Халеф вытянул руку и показал вниз.

— Ты видишь шотт, сиди?

— Да.

— Ты когда-нибудь уже пересекал шотт?

— Нет.

— Тогда благодари Аллаха, иначе ты, может быть, был бы на том свете. А нам действительно нужно на ту сторону?

— Разумеется.

— Бисмиллах! [30]Мой друг Садик еще хочет жить.

— Кто это?

— Мой Садик — самый знаменитый проводник через Шотт-Джерид. Он еще никогда не сделал ложного шага. Он принадлежит к племени меразиг и был рожден в МуиХамеде, но живет он с сыном, храбрым воином, в Крисе. Он знает шотт как никто другой. Он — единственный человек, которому я могу доверить тебя, сиди. Поскачем прямо! в Крис.

— Как далеко мы от Криса?

— Чуть больше часа пути.

— Тогда мы свернем пока на запад. Надо попробовать найти след убийц.

— Ты думаешь, что они тоже поехали в Крис?

— Они, разумеется, тоже ночевали на открытом воздухе и будут раньше нас готовы перейти шотт.

Мы оставили прежнее направление и повернули на запад. Поблизости от тропы мы обнаружили множество следов и пересекли их. Потом следов стало несколько меньше, и наконец они совсем исчезли. Там, где тропа сворачивала в Эль-Хамид, я увидел на песке следы и, основательно изучив их, убедился, что это именно те следы, которые я искал. Мы доехали по ним почти до Криса, где они потерялись на большой дороге. Однако я был убежден, что убийцы проехали здесь.

Халеф стал задумчивым.

— Сиди, могу я тебе сказать кое-что? — спросил он.

— Так скажи!

— Это все же хорошо, когда люди умеют читать следы.

— Меня радует, что ты пришел к такому выводу. Но мы уже приехали в Крис. Где тут жилище твоего друга Садика?

— Следуй за мной!

Он обогнул на скаку место, где сгрудились под пальмами несколько шатров и хижин, и направился к группе миндальных деревьев, под защитой которых приютилась низкая широкая хижина. При нашем приближении из нее вышел араб и радостно поспешил навстречу моему маленькому Халефу.

— Садик, брат мой, любимец халифов!

— Халеф, друг мой, благословленный Пророком! Они крепко обнялись. Потом араб повернулся ко мне:

— Прости, что я забыл тебя! Войди в мой дом — теперь он ваш!

Мы исполнили его желание. Хозяин был один и выставил нам всевозможные освежающие напитки, на которые мы усердно налегли. Только теперь Халеф посчитал, что пришло время представить меня своему другу.

— Это Кара бен Немей, большой ученый из западных стран, умеющий говорить с птицами и читать на песке. Мы совершили уже много крупных дел. Я — его друг и слуга, а кроме того, должен обратить его в истинную веру.

Славный малыш как-то спросил мое имя, удержав в памяти одно только слово — Карл. Так как он не смог его выговорить, то быстро и решительно переделал его в Кара, добавив бен Немей, то есть выходец из страны немцев. К сожалению, я не смог вспомнить, где это я говорил с птицами; во всяком случае, подобное утверждение ставило меня рядом с мудрым древним царем Соломоном, который также обладал способностью говорить со всяким зверьем. Не ведал я ничего и о крупных делах, которые мы якобы совершили. Разве что однажды, когда я повис в кустарнике, а мой маленький берберский коняшка, решивший поиграть со мной в салочки, спокойно снял меня. Навязчивой идеей Халефа было, разумеется, утверждение, что я позволю обратить себя в его веру. Он заслуживал за это выговор. Поэтому я спросил Садика:

— Ты знаешь полное имя своего друга Халефа?

— Да.

— Как оно звучит?

— Оно звучит так: Хаджи Халеф Омар.

— Этого недостаточно. Оно звучит вот как: Хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абулаббас ибн Хаджи Дауд аль-Госсара. Ты понял, стало быть, что он принадлежит к набожному, заслуженному роду, члены которого все были хаджи, хотя…

— Сиди, — прервал меня Халеф в испуге, полностью отразившемся на его лице, — не говори о достоинствах своего слуги! Ты знаешь, что я всегда буду тебя охотно слушаться.

— Надеюсь на это, Халеф. Ты не должен больше говорить о себе и обо мне. Спроси своего друга Садика, где находится его сын, о котором ты мне говорил.

— Он вправду рассказывал о нем, эфенди? — спросил араб. — Пусть Аллах благословит тебя, Халеф, за то, что ты думаешь о тех, кто тебя любит! Омар ибн Садик, мой сын, ушел через шотт в Сефтими. Сегодня он обязательно вернется.

— Мы тоже хотели бы перебраться через шотт, и ты должен нас через него провести, — сказал Халеф.

— Вы? Когда?

— Еще сегодня.

— Куда, сиди?

— В Фитнасу. Сложен ли путь на ту сторону?

— Сложен и очень опасен. Есть только две действительно безопасные дороги на противоположный берег: одна — Эль-Тосерия, между Тосером и Фитнасой, а другая — Эс-Суйда, между Нефтой и Зарзином. Дорога на Фитнасу — худшая. Здесь, в Крисе, всего двое знают ее во всех подробностях: я и Арфа Ракедим.

— Разве твой сын не знает этой дороги?

— Знает, но он по ней один еще не ходил. Зато он отлично знает путь на Сефтими.

— Но ведь этот путь частично совпадает с дорогой на фитнасу.

— На протяжении двух третей пути, сиди.

— Если мы выедем в полдень, когда будем в Фитнасе?

— До наступления утра, если у тебя хорошие лошади.

— Ты и ночью ходишь через шотт?

— Если светит луна, да. Если же темно, то путники ночуют в шотте, как раз там, где слой соли такой мощный, что может выдержать лагерь.

— Хочешь нас провести?

— Да, эфенди.

— Тогда разреши нам посмотреть на шотт поближе.

— Ты еще ни разу не ходил через шотт?

— Нет.

— Хорошо, пойдем. Ты должен увидеть Убивающую трясину. Место гибели. Море молчания. Эти места я хорошо знаю.

Мы вышли из хижины и повернули на восток. Пройдя широкую, болотистую закраину, мы попали на берег шотта. Под соляной коркой не было видно воды. Я воткнул в корку ножом и определил, что мощность соли составляет четырнадцать сантиметров, причем соляная корка была такой прочной, что могла выдержать крепкого мужчину. Корку прикрывал тоненький слой наносного песка, во многих местах сметенный ветром, — эти места сверкали голубизной.

Когда я еще занимался своим исследованием, позади нас раздался голос:

— Селям алейкум!

Я обернулся. Перед нами стоял худощавый, кривоногий бедуин, которого болезнь или ружейный выстрел лишили носа.

— Алейкум! — отвечал Садик. — Что делает здесь, у шотта, мой брат Арфа Ракедим? На нем дорожное платье. Он хочет провести чужеземцев через себху?