Array Сборник - Кавказ. Выпуск XXVI. Сказания горских народов

Хозяин встал и обнял его.

– Будь моим другом, – сказал он ему. – Сам знаешь, у тебя в ауле есть кровники, братья убитых тобой джигитов. Тебе надо примириться с ними, и надо сделать это в нынешнюю же ночь, завтра будет уже поздно. Но не бойся, я помогу тебе.

Вошел он в женское помещение сакли, позвал свою жену и приказал ей идти с ним и гостем к саклям кровников и вызвать их матерей.

И все трое вышли они и направились по кривой уличке.

Подошли к сакле одних кровников.

Чеченка постучала в дверь женской половины сакли, вызывая хозяйку.

По голосу узнала хозяйка свою знакомую, вышла на двор, и в это время Алегеко, стоявший за стеной, бросился к ней, разорвал на ней платье и прижался губами к ее груди…

– Мать, прости мой грех, – сказал он, обнимая ее. – Я убийца твоего сына…

Вскрикнула мать, заплакала, потом, обнимая Алегеко, сказала:

– Мертвого не вернешь. Ты теперь – мой молочный сын, и я поневоле должна простить тебе.

Сыновья ее услышали говор и плач на дворе, выскочили из сакли с оружием в руках, но увидев, что мать их обнимает и целует Алегеко, поняли, что случилось. Подошли они к нему, и каждый из них по очереди обнял его.

– Мы прощаем тебе кровь нашего брата… Ты – брат наш… Пойди примирись и с остальными своими врагами, – сказали они ему.

С помощью жены своего друга Алегеко удалось в ту же ночь примириться с другими кровниками.

А утром о ночном происшествии говорил весь аул.

Потом Алегеко ходил на кладбище просить прощение на могилах убитых им джигитов.

Босой и в той же рваной одежде, в которой бежал он из неволи, с цепью на ногах, шел он, окруженный громадной толпой народа, а на кладбище падал на могилы джигитов, плакал.

– Брат, прости мой грех перед тобой! – говорил он на каждой могиле.

Хозяин сакли, давший ему приют, устроил поминки по убитым джигитам, а так как у него не было для этого достаточно мяса, хлеба и пива для этих поминок, то каждый из жителей счел своею обязанностью помочь ему.

Молочные братья подарили Алегеко одежду, оружие, седло и уздечку с серебряным набором.

Спустя неделю Алегеко предложил им отправиться в набег на улус ногайский.

– Много горя произошло из-за ногайцев, надо отомстить им, – сказал он.

Собралась шайка в пятьдесят человек, и предводителем ее был избран Алегеко.

Ранним утром она напала на улус, разграбила его, ногайцев перебила всех, не оставляя в живых даже детей и женщин, а кибитки подожгла.

Посмотрел Алегеко, как дым от пожара поднимался, проговорил, засмеявшись:

– Это – поминки по джигитам!

С богатой добычей чеченцы возвратились из набега, и при дележке ее Алегеко свою долю подарил хозяину дома, где он жил.

Потом еще несколько раз он делал с джигитами набеги в ногайские степи и всегда возвращался с добычей.

Но скучно стало ему жить в ауле.

«Надо на иных людей посмотреть», – подумал он и, распрощавшись со своими братьями, друзьями, уехал.

В Дербент прибыл он, явился к хану и просил принять себя на службу.

Хану он понравился.

– Мне нужны храбрые воины, – сказал хан. – Будешь хорошо служить мне – награжу, а за плохую службу прикажу голову тебе снести.

В скором времени подступили к Дербенту войска аварцев.

Хан послал для отражения их свое войско под предводительством престарелого военачальника, но в первом же сражении оно было разбито и бегством едва успело спастись в стенах города.

Упал духом хан.

Аварцы обложили город, требовали сдачи его, а в пище среди жителей начинал ощущаться большой недостаток.

Народ требовал или битвы, или сдачи города.

Алегеко явился к хану и сказал:

– Дай мне, хан, сто воинов, которых я сам выберу из всего войска, и я прогоню врага от стен города.

– Безумный! – ответил ему хан. – Как ты будешь сражаться с одной сотней против тысяч?

Но затем согласился исполнить его просьбу, предупредив, что, в случае неудачи, голова Алегеко слетит с плеч долой.

Алегеко усмехнулся.

– Разве я боялся когда-нибудь смерти? – спросил он.

И взяв с собой сто опытных, испытанных в бою воинов, он тихо вышел с ними из города в глухую ночь.

Лагерь аварцев уже потушил свои огни. Воины Алегеко поползли к нему и вдруг с гиком и выстрелами бросились на него. Среди аварцев произошло смятение, а тем временем хан послал остальное войско.

Не выдержали аварцы первого натиска, побежали и к утру были совсем разбиты. Много их пало в бою, остальные частью попали в плен, частью бежали в горы.

Хан ликовал, и когда его войско вернулось в город, он при народе обнял Алегеко.

– Ты спас меня, спас мой народ! – сказал он ему. – Ты достоин быть главным начальником моих войск.

И наградил его хан деньгами, богатой одеждой, рабами и отвел ему помещение в своем дворце.

– Ты мне всегда нужен, – говорил он ему. – Летами ты молод, а опытом стар, и советы твои полезны для меня будут.

Жена хана, молодая и красивая женщина, увидела Алегеко, и полюбился он ей, и ждала она случая, чтобы наедине сказать ему о своей любви.

В один летний вечер Алегеко в сад ханский вышел, сел на каменную скамейку против мраморного фонтана.

Деревья в саду стояли громадные, кусты белых и красных роз тянулись по бокам дорожек, усыпанных песком.

От сильного пряного запаха белоснежных лилий голова кружилась, как от хмельного напитка, а фонтан журчал, что-то сонно рассказывал. Звезды зажигались на небе, ярко блестели; потом свет их побледнел: луна взошла.

Сидел Алегеко и думал о том, что еще недавно он, закованный в цепи, был в ногайской степи самым последним из рабов, а теперь он после хана – первый человек в ханстве.

В кустах сирени шорох послышался, белая тень мелькнула.

– Алегеко, – послышался негромкий голос.

Поднялся он со скамейки, подошел к кусту сирени.

Закутанная в белую чадру стояла женщина.

– Витязь славный, – заговорила она, и по голосу Алагеко узнал в женщине ханшу. – Люблю я тебя, люблю! – продолжала она. – Когда луна спрячется, я выйду в сад…

И радость, пьяная, безудержная радость охватила Алегеко, и хотел он обнять ханшу, хотел поцеловать ее.

Но сейчас тихо проговорил:

– То, о чем ты говоришь, не должно случиться…

А у самого дрожали губы.

– Должно, должно, витязь славный, – прошептала она. – Не в эту, то в другую – третью ночь, но случится…

И быстро пошла во дворец.

Как во сне был Алегеко, не верилось ему, что случилось с ним, и кровь больно стучала в висках его.

И вдруг вспомнил он, как хан при народе обнял его, другом своим назвал…

– Нет, не будет того, чего желает ханша, – проговорил он, пошел в свою комнату и лег спать.

А сон бежал от него, и шепот ханши звал его в сад.

И о хане больше не думая, поднялся он с постели и, осторожно ступая, в сад вышел.