Array Сборник - Кавказ. Выпуск XIV. Покорение Эльбруса

Общество восходителей провело ночь на Черных горах. На следующий день, 22-го числа, в три часа утра экспедиция начала подъем на горы, покрытые снегом. Солнце сияло. Ни одна туча (хотя на этой высоте горы почти всегда покрыты тучами) не показалась близ горы, вершина которой терялась в пространстве. Можно было подумать, что само небо благоволило первому проникновению человека в эти священные места.

Экспедиция, предпринятая накануне, исчезла из наших взоров. Только к полудню следующего дня при помощи телескопа мы ясно видели, как показались четыре человека, которые пытались достичь вершины Эльбруса. Мы также очень отчетливо видели, как трое из этих людей не могли больше противостоять разреженности воздуха и легли на снег, и лишь один-единственный человек продолжал идти твердым шагом, поворачиваясь то налево, то направо, ища, куда с большей уверенностью поставить ноги, которые, естественно, проваливались в рыхлый от солнца поверхностный слой снега. Генерал постоянно находился перед телескопом и с удовольствием следил за тем, кто показался так близко к вершине и мог получить самую большую награду.

Я сидел рядом с генералом и писал письмо, которое начинается такими строками: «На коленях у подножия Эльбруса я пишу это письмо и т. д.» [5] Это письмо было отправлено генеральному консулу Австрии в Одессе, чтобы затем быть направленным Его Превосходительству канцлеру Венгрии, Его Высочеству Меттерниху. . Пока я писал, очарованный происходящим, я прерывал свое письмо, желая полюбоваться мужественным человеком, который пробивался сквозь льды и снега и шел вперед, тогда как трое из этих самых мужественных восходителей лежали на снегу и не могли больше следовать за ним.

Генерал все время ждал у телескопа, когда этот человек, единственный остававшийся на ногах на этом обледенелом склоне, достигнет вершины горы. Наконец, мы увидели, как этот человек, превозмогший множество трудностей, которые казались непреодолимыми, остановился на вершине. Генерал тотчас приказал троекратно отсалютовать из ружей завоеванию Эльбруса.

Мы увидели господ академиков во время их возвращения в лагерь, и нужно признать, что караван, исчезнувший накануне, поистине был караваном мужественных людей. Они были измучены усталостью и мокры от таявшего снега. У них были распухшие веки и покрыты пятнами лица. Надо воздать должное господам академикам: они, со своей стороны, сделали все, что в человеческих силах. Нам стоило также полюбоваться скромностью этого простого человека, живущего в Вольном ауле на реке Нальчик в Большой Кабарде. Его зовут Килар [6] Я с удивлением прочел в одесской газете статью, выдержки из тифлисской газеты, в которой Килар описан горбатым и хромым. Я не знаю, какова была цель этого шутника корреспондента представить мужественного кабардинца не таким, как он есть, а искалеченным. Он малого роста, но крепкий и без каких-либо дефектов тела. Его имя также выгравировано на скале с именами тех, кто входил в эту экспедицию. . Этот человек, единственный из всех, кто пытался взойти на вершину Эльбруса, имел счастье ее достичь. Таким образом, память об этом человеке достойна того, чтобы передаваться последующими поколениями. Этот человек принес с вершины кусок базальта, который генерал приказал расколоть на две одинаковые части, из коих одна была отправлена в Санкт-Петербург, а вторая была отдана мне, чтобы стать экспонатом в Национальном музее Пешта.

К вечеру того дня, когда господа академики вернулись в наш лагерь, мы их поздравили с их блестящим успехом и счастливым возвращением. У Килара открылась болезнь глаз и, кроме того, он был таким уставшим, что в этот день не смог предстать перед генералом, чтобы получить свою награду. Церемония вручения была перенесена на другой день.

Хотя мы мало были удалены от гор, покрытых снегом, жара все-таки ощущалась, небо было ясным, атмосфера чистой; все покоилось в чудесной тишине. Эльбрус блестел мерцающим сиянием, излучая с высоты его трона искры, которые казались бриллиантовыми мириадами вспышек. Как бы для того, чтобы оказать честь тем, кто пришел его завоевать в первый раз своей смелостью и стойкостью.

Пока малая экспедиция отсутствовала, генерал, два штабных офицера и я пошли осматривать водопад на Малке, в двух верстах от нашего лагеря.

Мы дошли до края пропасти между нами и горой, откуда извергалась Малка, образуя очень красивый водопад. С удовольствием мы созерцали падение реки, которая, срываясь с высоты около 100 футов, представляла собой низвергавшийся пласт воды шириной около 20 футов.

23-го числа, чтобы отметить удачную экспедицию, генерал дал обед старшинам Кабарды, Карачая, Оруспия и Черкесии.

Выпили за здоровье императора Николая под троекратный залп из всех орудий. Эльбрус ничуть не был забыт, и с воодушевлением, заслуженным по праву, выпили за здоровье достойного шефа, который должен быть прославлен этой замечательной экспедицией, организованной по приказу и при содействии великодушного императора Николая [7] Император Николай соблаговолил позволить, чтобы оружие правительства Кавказа было украшено горой Эльбрус. .

По окончании обеда вызвали удальцов, которые сопровождали эту экспедицию, достаточно опасную, чтобы присудить торжественно должное вознаграждение смельчаку Килару, уже восстановившему свои силы после замечательного восхождения. Выпили также и за его здоровье: таким образом несколько бутылок шампанского было опустошено; туземные старшины весело предавались возлиянию, считая, что по этому, из ряда вон выходящему случаю Магомет закроет глаза, чтобы на них не смотреть.

Генерал воспользовался случаем, чтобы уравнять биев и узденей, которые нас сопровождали. Кучук Жанхот – предводитель Большой Кабарды – получил золотые часы, а уздени – по куску сукна для черкесок.

Чтобы увековечить память этой экспедиции, единственной в летописи кавказских народов, генерал приказал выбить на скале надпись на русском языке при входе в лагерь. Генерал захотел, чтобы там были имена академиков и офицеров, которые участвовали в экспедиции, и по той же причине мое имя было туда также добавлено. Это отличие должно мне польстить, так как память о моей стране будет навечно начертана в этой части света, где когда-то наши предки господствовали и где еще существует небольшое количество мадьяр, поднявшихся высоко в горы, чтобы жить в независимости, которая составляет их высшее счастье.

Если когда-либо какой-нибудь венгр, влекомый любовью к родине, доберется после меня к подножию Эльбруса, когда меня уже не будет, и если он прочтет эту надпись, пусть не забудет, что один из его соотечественников, движимый несокрушимой любовью к родине, был первым из мадьярских сынов, кто прикоснулся к колыбели его отцов! Признание моей родины – вознаграждение за мгновения горечи, которые я пережил со времени моего патриотического путешествия. Я могу ждать этого вознаграждения только от последующих поколений, озаренных более чистым светом, которые воздадут по справедливости моей незапятнанной памяти.