Николай Старообрядцев - Аристотель в Казахстане

– Почитаю. А потом, может, и ты полистаешь, если захочешь.

Отправились на улицу, поменять деньги и купить местные сим-карты. Заодно решили пообедать. Возле дома, в одном здании с автомастерской, есть столовая. Поднялись по лестнице наверх. Всё очень по-простому, как будто на каком-то складе. Неуклюжие деревянные столы со скамейками, всё обтянуто тканью. На столах тарелки с недоеденными мантами. За одним из столов сидит плотная тётка в чепце и кулинарном халате. Она стряпает. А. С.:

– У вас есть суп?

– Нет, только манты остались.

– Будешь манты?

– Если вы будете, то и я готов.

Нет, он не будет. Обещаем зайти в другой раз. А. С. делится опытом:

– Я обратил внимание, что на тарелках много недоеденного. Это плохой признак. Разве станут люди столько оставлять, если вкусно?

Отчего мы так любим есть досыта да повкуснее? Чего мы добиваемся, спрашивая у поваров, вкусны ли их блюда? Почему кто-нибудь не зайдёт и не спросит:

– Можно я доем все объедки со столов, но заплачу по полной программе?

По дороге увидели кофейню. Приятное место. Раньше в Темиртау было не найти такого. Под стеклянным прилавком в окружении сластей лежит пирожное – «Молочная девочка». А. С. спрашивает, смогут ли они приготовить «эспрессо лунго». Девочка-официант сомневается. Парень-бариста понимает, о чём речь. Никаких проблем. Решаем зайти в другой раз. Проходим ещё немного и заходим в столовую. Едим лагман. Не отрываясь от трапезы, А. С. достаёт телефон и читает оттуда свои стихи. Одно стихотворение серьёзное, с патетикой – про Петербург, про гранит Невы и так далее, а другое шутливое – про кукси , суп с корейской лапшой, овощами и соевым соусом. Этот суп есть в меню. Там же – пирожное «Молочная девочка». Похоже, местный деликатес.

Покупаем казахские телефонные номера. В ожидании хожу по промтоварному магазину. Подхожу к журнальному киоску. На развороте газеты заголовок – «Воры атакуют темиртауские кладбища». На витрине стоят книги, современное бульварное чтиво на русском языке. Казахской литературы нет. Из-за книг выглядывает потёртая обложка знаменитой серии «Классики и современники»: Жорж Санд, «Графиня Рудольштадт», пятьсот тенге. В своё время ей здорово доставалось от литературных мерзавцев у нас в России: Сенковский называл её Егор Занд, а подлец Булгарин писал в «Северной пчеле», что она «ежедневно пьянствует с Пьером Леру у заставы и участвует в афинских вечерах, в министерстве внутренних дел, у разбойника и министра внутренних дел Ледрю-Роллепа». Об этом вспоминает Достоевский в «Дневнике писателя».

Примерно полтора года тому назад в другом казахстанском городе, Аксу, в продовольственном магазине рядом с картошкой и луком я нашёл коробку со старыми книгами и купил сборник статей Александра Блока, пятый том из собрания сочинений 1962 года. Взяли четыреста тенге, по-божески. Там же, в один из выходных, я сел на автобус и поехал в Павлодар, который находится всего в часе езды от Аксу. В подвале дома на одной из центральных улиц я нашёл букинистический магазин:

– По философии есть что-нибудь?

– Нет. Быстро разбирают. Как горячие пирожки. На днях только мальчишка, лет четырнадцать, трёхтомник Канта унёс.

Тогда я купил «Илиаду» (те же «Классики и современники») и сборник сказок на немецком языке. Когда я вышел на улицу и стал изучать карту города в своём телефоне, ко мне вдруг обратился уличный пьяница, с опухшей рожей и гноящимися глазами. Я подумал, что он будет просить подаяние, но оказалось, что он заметил имя Гомера на обложке книги. Он встал в театральную позу и продекламировал:

– Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына …

Я жду А. С. на улице. Из динамика раздаётся реклама магазина «Фикс-прайс», сначала на русском, потом на казахском.

– Так, сейчас буду учить казахский язык, – подхожу поближе, чтобы вслушиваться и искать соответствия, но выходит А. С.

Перед домом заходим в продовольственный магазин. А. С. берёт бутылочку коньяка «Бахус Казахстан», двести граммов. Я покупаю яйца, растительное масло, рис. В соседнем отделе беру буханку хлеба:

– А сыр у вас есть?

– Нет, сыр в соседнем отделе.

Возвращаюсь в соседний. Продавщица уже скрылась за каким-то импровизированным занавесом.

– Вы не могли бы пригласить тётеньку?

– Марина!

– Есть у вас сыр?

– Вот сырный продукт, а вот настоящий.

– Мне бы настоящего.

– Сколько?

Пальцами рисую какие-то линии в воздухе. Очерчиваю прямоугольник.

– Ну начинается! Вы мне нормально скажите.

– Извините, пожалуйста, но я практически не ощущаю массу физических тел. Это вам легко, вы тут каждый день взвешиваете…

Вмешивается А. С.:

– А ты покажи им, где резать.

– Да, давайте я покажу.

Марина достаёт полукруг сыра и берёт длинный нож. Я провожу условную линию вдоль сыра – беру небольшой отступ параллельно диаметру. Марина наводит потемневшее стальное лезвие. Я предупреждаю:

– А потом ещё вот так, поперёк.

– Это ещё зачем?

– Иначе, что же это будет за кусок? Сырный блин какой-то.

– Почему вы треугольником не можете показать?

– Это как?

– Да вот так, – Марина несколько раз проводит ножом над сыром, показывая секторы.

– А, так! Я понял. Да, давайте… Вот столько.

– Точно? Он тяжёлый.

– Да, пусть такой. Надеюсь, он не тяжелее золота.

Вдруг у А. С. возникает новый вопрос:

– А у вас и сало есть?

– Сала у меня нет. Зато у меня селёдка вкусная.

Смотрим на блюдо с салом. Заветрившиеся, потемневшие куски. А. С.:

– А, понятно! Ну, спасибо.

Марина, тоном заговорщика:

– Сала у меня нет.

В овощном отделе на выходе покупаю яблоки и два помидора:

– Дайте, пожалуйста, вот эти яблоки. Киргизские.

А. С. интересуется:

– А чего ты польские не хочешь?

– Не хочу поляков поддерживать. Поддержу лучше киргизов.

В самом деле. Киргизом был Мурат Насыров (так мне сказал один таксист), он озвучил русский вариант песни в заставке мультфильма «Чёрный плащ», который я любил смотреть, возвращаясь домой из школы. Он пел нам про девственницу, поливавшую из ковша белые цветы, и про мальчика, который мечтает переехать в Тамбов. А потом певец из Алма-Аты бросился вниз головой с балкона. В газетах писали, что в момент прыжка он держал в руках православную икону. А что дали нам поляки? Лжедмитрия I и Лжедмитрия II.

Вижу две двери. На одной табличка: на белом фоне синее лицо мужчины в галстуке. «Наверное, туалет». Истолкование символа: мужчина переполнен водой. Рядом стоит картонный щит: «Стрижка. Завивка. Мелирование».

– У вас там парикмахерская?

– Нет, там туалет.

Опять А. С.:

– У вас здесь где-то парикмахерская есть?

Животрепещущий вопрос. Это написано на лице А. С. Он любит посещать парикмахерские в командировках.